Лесные качели - [21]

Шрифт
Интервал

Егоров помнил это заведение и его историю. Посетители зовут его «Фонарики». Название сохранилось с тех далеких времен, когда тут функционировала большая пивная. Клубы дыма и чада из хлопающих дверей, свистки милиционера, и туманное большое стекло, за которым, как на дне аквариума, копошились неуклюжие ракообразные фигуры. С тех пор заведение претерпело множество реконструкций и преобразований, и однажды сгоряча тут даже открыли кафе-мороженое, отделанное под этакую восточную шкатулку.

Егоров с удивлением обнаружил это, приехав в очередную командировку. И хоть торговали здесь исключительно мороженым, он все-таки зашел по старой памяти. На стене висел большой плакат, уведомляющий робких пенсионерок и школьниц, что приносить и распивать спиртные напитки строго воспрещается. Егоров насторожился и заказал себе бокал шампанского. Скоро он обнаружил явно сомнительных граждан, которые будто невзначай просачивались сюда, застенчиво озирались, бродили между столиками и приводили в трепет любительниц мороженого своими витиеватыми извинениями. Особо сомнительных сразу же выпроваживали, но это производило так много шума, что заодно сбегали и некоторые из любителей мороженого. Словом, атмосфера в этом кафе была довольно-таки напряженной, и Егоров еще подумал, что открой на этом месте хоть молочную кухню — результат будет тот же.

На этот раз он застал здесь распивочные автоматы. Давние посетители снова обрели свое пристанище, быстро освоились с нехитрой техникой, и прежний дух восторжествовал.

Но если пересечь заведение по диагонали, протиснуться между столами и толкующими группировками в самый дальний угол, там, четыре ступеньки вверх, за бархатной шторкой, будет небольшая дверца. За этой дверцей — небольшая уютная комната, без окон, но с вентилятором. Здесь приятный полумрак, запрещается пить и находиться в нетрезвом виде. Здесь подают только мороженое.

Трудно представить себе, что какой-нибудь любитель мороженого вдруг заберется сюда, — однако такое заведение существует.

Здесь царит красавица Клавдия. Гордая и возвышенная. Рассеянный взгляд, ленивый полет рук и карт, что ложатся причудливыми узорами на белую крышку холодильника, — «Мария-Антуанетта», «Гробница Наполеона», «Три туза» — все это тревожит воображение.

Нежно урчит вентилятор, устроившись уютно, как кот. Клавдия, полузамороженная красавица Клавдия! Ревностная противница алкоголя… Сколько раз уже прикрывали ее заведение за нерентабельность, и сколько раз пытались переманить — в салон новобрачных, ресторан «Астория», магазин «Жемчужина»! Сколько раз ей предлагали руку и сердце!..

Нравы в заведении Клавдии строгие, отношения почти чопорные. Посетители не приводят сюда друзей и знакомых: каждый, открыв это место для себя, неизбежно возвращается с робкой надеждой, что это не сон, что есть такое место, где можно побыть одному, в тишине и покое, рядом с красавицей Клавдией, ни на что не надеясь и все-таки надеясь, как в кино.

Это заведение можно назвать забытым словом — салон. И так это справедливо кажется: раз есть красавица — у нее должен быть салон…

Но тогда Егоров еще не знал ничего этого. Просто он забежал выпить стакан вина, а потом, в самой прозаической потребности, поднялся на четыре ступеньки, толкнул дверь и застыл на пороге. Картина, открывшаяся ему, была просто неправдоподобной. И за первым удивлением он вдруг страшно смутился, растерялся и приготовился бежать, когда женщина обернулась и смерила его рассеянным взглядом, но он почувствовал, что видит она его всего до дна.

— Проходите, пожалуйста. Садитесь… Меня зовут Клавдия… — бесстрастно произнесла она.

Егоров сделал шаг в сторону и сел на стул, который стоял около дверей. Он сидел, сложив руки на коленях. Почему-то ему показалось, что он в приемной ждет очереди к врачу. И люди — их было всего трое: двое пожилых что-то читали, третий, длинноволосый юнец, что-то писал в записной книжке, — они тоже, казалось, ждут очереди. Егорова они не замечали, точнее не хотели замечать, потому что не заметить его в этой полупустой комнате было невозможно. Даже ни разу не взглянули. И кто они такие, и зачем сидят тут, и зачем представилась ему эта женщина?

Между тем время шло, и никто не вызывал следующего, и молчание перестало вдруг быть ему в тягость. Гудел вентилятор, шумел внизу кабак, мелькали карты… И тогда женщина опять обратилась к нему: «Хотите мороженого?» — спросила она. Вопрос этот уже не показался ему таким странным, и он не стал ломать голову, зачем она предлагает мороженое, и уже довольно свободно и вежливо поблагодарил и отказался.

Ему вдруг стало хорошо здесь и спокойно, и он сидел и думал, что и правда, должна быть где-то такая комната, куда приходят помолчать. А если тебе хочется кого-то увидеть, он будет сидеть там и ждать тебя… И он почувствовал, что сейчас вот может даже заговорить с кем-нибудь, и, действительно, долговязый юнец вдруг уставился на него.

— Ну, чего тебе? — спросил Егоров, стараясь скрыть смущение.

— Ничего, — растерялся тот.

— Сошлось, — сказала Клавдия, опустив руки и чуть потянулась.

Этот чисто домашний жест был так уютен, что Егоров улыбнулся.


Еще от автора Инга Григорьевна Петкевич
Мы с Костиком

Мне бы очень хотелось, чтобы у тех, кто читает эту книгу, было вдоволь друзей — друзей-отцов, друзей-приятелей, друзей-собак, друзей-деревьев, друзей-птиц, друзей-книг, друзей-самолётов. Потому что, если человек успеет многое полюбить в своей жизни сам, не ожидая, пока его полюбят первого, ему никогда не будет скучно.Инга Петкевич.


Плач по красной суке

Российская действительность, Совдепия — главная героиня этого романа-плача, романа-крика.


Рекомендуем почитать
Почти вся жизнь

В книгу известного ленинградского писателя Александра Розена вошли произведения о мире и войне, о событиях, свидетелем и участником которых был автор.


Первая практика

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


В жизни и в письмах

В сборник вошли рассказы о встречах с людьми искусства, литературы — А. В. Луначарским, Вс. Вишневским, К. С. Станиславским, К. Г. Паустовским, Ле Корбюзье и другими. В рассказах с постскриптумами автор вспоминает самые разные жизненные истории. В одном из них мы знакомимся с приехавшим в послереволюционный Киев деловым американцем, в другом после двадцатилетней разлуки вместе с автором встречаемся с одним из героев его известной повести «В окопах Сталинграда». С доверительной, иногда проникнутой мягким юмором интонацией автор пишет о действительно живших и живущих людях, знаменитых и не знаменитых, и о себе.


Колька Медный, его благородие

В сборник включены рассказы сибирских писателей В. Астафьева, В. Афонина, В. Мазаева. В. Распутина, В. Сукачева, Л. Треера, В. Хайрюзова, А. Якубовского, а также молодых авторов о людях, живущих и работающих в Сибири, о ее природе. Различны профессии и общественное положение героев этих рассказов, их нравственно-этические установки, но все они привносят свои черточки в коллективный портрет нашего современника, человека деятельного, социально активного.


Сочинения в 2 т. Том 2

Во второй том вошли рассказы и повести о скромных и мужественных людях, неразрывно связавших свою жизнь с морем.


Том 3. Произведения 1927-1936

В третий том вошли произведения, написанные в 1927–1936 гг.: «Живая вода», «Старый полоз», «Верховод», «Гриф и Граф», «Мелкий собственник», «Сливы, вишни, черешни» и др.Художник П. Пинкисевич.http://ruslit.traumlibrary.net.