Лесной замок - [9]

Итак, мы вправе покончить с Марией Анной Шикльгрубер. Несчастная мать умерла в 1847 году, в возрасте пятидесяти двух лет, оставив сиротой десятилетнего сына. Диагнозом была «чахотка в результате грудной водянки»; болезнь стремительно развилась за две последние зимы, которые она провела ночуя в коровнике, и в конце концов свела ее в могилу. Перед смертью она много размышляла о том, какой крепкой и славной была в молодости, лет в девятнадцать, какой сильной, какой подвижной, а как она пела первую партию в церковном хоре в Дёллерсгейме! Но сейчас, три с лишним десятилетия спустя, обманувшись во всех ожиданиях, она вдобавок в ходе нечастых совокуплений с Георгом набралась от него и вечно пожирающей ее мужа злости. Сам же он, как это часто бывает с алкоголиками, пересидел на земле едва ли не всех, кто полагал, будто беспробудное пьянство доконает его не сегодня завтра. Жену он пережил на десять с лишним лет. Алкоголь стал для него не только пожизненным проклятием, но и всесильным эликсиром жизни и лишь в самом конце явился в предсказуемой роли палача. Сгорел он за день. Назвали это ударом. Никто его не хватился, потому что ни с Непомуком, ни с Алоисом он не поддерживал никаких отношений. К тому же Алоису уже было двадцать и он работал в Вене.

Кстати говоря, и смерть матери не обернулась для Алоиса дополнительными несчастьями. Шпиталь, где он жил у Непомука с женой и тремя дочерьми, находится на довольно приличном расстоянии от Штронеса, так что от Марии Анны мальчик успел отвыкнуть еще при ее жизни. В новой семье Алоису жилось хорошо. В самом начале девочки Гидлер — Иоганна, Вальпурга и Йозефа, тогда двенадцати, десяти и восьми лет соответственно, — не могли нарадоваться на пятилетнего братика и с превеликой готовностью посели и его у себя в детской. Так как Шпиталь был не какой-нибудь там заброшенной деревушкой, а большим селом или даже поселком полугородского типа, между его жителями проступали определенные социальные различия. Иного земледельца вполне могли считать богачом, по меньшей мере ближайшие соседи. Правда, «богачей» этих было совсем немного, но Иоганн Непомук, безусловно, возглавлял их короткий список. Его жена Ева отлично вела дом. Да и женщиной она была весьма здравомыслящей. И если она и подозревала, что ее муж доводится Алоису не просто дядей, ей никак не удавалось забыть о том, с каким разочарованием смотрел он на нее каждый раз, когда она производила на свет очередную дочку. Во всяком случае, мальчик, подрастающий в большой семье, был здесь явно нелишним. Да, Ева не зря слыла здравомыслящей особой.

И Алоиса здесь любили! И отец, и девочки, да и сама Ева тоже. —У него была привлекательная наружность, и, подобно своей матери, он хорошо пел. А когда немного подрос, выказал желание и способности работать в поле. Какое-то время Иоганн Непомук раздумывал о том, не оставить ли Алоису землю, скот и сельхозинвентарь, но подросток казался ему для этого слишком порывистым. Он мог среди бела дня ни с того ни с сего куда-то запропаститься, а значит, не оказаться на месте, когда нужно было срочно устранить какую-нибудь поломку или другую мелкую неприятность. Сам Иоганн Непомук, напротив, относился к земледелию столь трепетно, что в иные блаженные часы ему казалось, будто сама почва нашептывает ему на ухо свои желания. Тишина, воцаряющаяся в поле и на лугах в предзакатные часы, его тревожила; голоса земли приходили к нему, как правило, ночью, во сне. Поле, скотина, коровники и амбары в своей совокупности казались ему живым существом, сходным с ненасытной женщиной — жаркой, пахучей, опасно непредсказуемой, требующей от него все новых и новых ласк. И, просыпаясь, он понимал, что ни за что не оставит ферму Алоису — Алоису, доводящемуся родным сыном женщине из ночного сна. Так что в конце концов он похерил такие планы, пусть и поневоле. К тому же это вывело бы из себя его жену. Она заботилась о дочерях, их было три, а из хозяйства даже в лучшем случае удалось бы выкроить всего пару приличных приданых.

С годами проблемы, связанные с приданым для дочерей, особенно обострились. Первой вышла замуж старшая, Иоганна, и досталась ей только полоска земли. Но, в конце концов, она сама была виновата, выйдя по любви за бедняка — за чрезвычайно трудолюбивого, но страшно невезучего крестьянина по фамилии Пёльцль. Когда собралась замуж Вальпурга (причем ей уже исполнился двадцать один год), Непомуку пришлось проявить большую щедрость. Предполагаемый жених, Йозеф Ромедер, могучий детина, владел процветающим хозяйством в соседнем Обер-Виндхаге, так что насчет приданого торговались долго и трудно. В итоге Непомук должен был поступиться изрядным куском лучшей пахотной земли, и третьей дочери, болезненной и несколько не от мира сего Йозефе, достались только жалкие крохи. Себе с Евой Непомук оставил лишь домик и маленький сад на самом краю земель, с некоторых пор принадлежавших Ромедеру. Но им этого вполне хватало. Непомук решил удалиться на покой. Торг с Ромедером и последующая передача земли затмили своей значительностью сыгранную на скорую руку, хотя, понятно, и небедную свадьбу.