Лесной бродяга - [67]

— В Эланчови?! — воскликнул канадец. — Как, разве и тебе что-нибудь известно о ней?

— Ну, теперь не время для воспоминаний, — живо перебил Хосе, — поговорим об этом после! Иди прямо к тому месту, откуда раздался выстрел, а я с молодым человеком засяду с противоположной стороны, иначе стрелявший в нас негодяй, пожалуй, обойдет нас с тыла, в таком случае он прямо попадет в наши лапы.

С этими словами, схватив свой карабин, Хосе бросился вперед в сопровождении Тибурсио, который также держал свой нож наготове; канадец же с замечательной ловкостью, удивительной при его исполинском росте, быстро пригнулся и исчез в указанном Хосе направлении. Таким образом, на том месте, где отдыхали охотники, осталась только пойманная Хосе лошадь, напрягавшая все усилия, чтобы разорвать лассо, которым была привязана к дереву, рискуя при этом задушиться до смерти.

Между тем слабые проблески утра уже начали просвечивать между деревьями; свет костра бледнел перед лучами восходящего солнца, и природа пробуждалась во всем своем могучем великолепии, которым отличаются тропические леса.

— Остановимся здесь, — прошептал Хосе, обращаясь к Тибурсио, которого впредь мы будем называть его настоящим именем Фабиан. Они остановились в густой чаще, совершенно скрывавшей их, но откуда могли хорошо видеть узкую тропу, идущую к мосту Сальто-де-Агуа.

— Я уверен, — проговорил Хосе, — что этот негодяй, который так скверно стреляет, пройдет здесь, и тогда я покажу ему, какие успехи я сделал в стрельбе с тех пор как оставил службу испанского короля и поступил в ученики к канадцу!

При этих словах оба укрылись за небольшим кустом сумаха52.

Фабиан очень обрадовался этой остановке, так как надеялся, что бывший микелет окончательно разъяснит ему тайну, начало которой он узнал от канадца; но Хосе упорно молчал. Неожиданная встреча с графом, по его вине сделавшимся круглым сиротой и лишившимся состояния и титула, произвела на него сильное впечатление, и в нем с новой силой пробудились упреки совести, которые не вполне стихли за добрых два десятка лет, истекших с той памятной ночи. При свете пробуждающегося утра Хосе молча и внимательно разглядывал того, кого некогда видел маленьким ребенком, играющим на берегу Эланчови.

Своим горделивым выражением Фабиан очень напоминал мать; осанкой же и изяществом он был оживший портрет дона Хуана де Медианы, однако физической силой и развитием сын далеко превосходил отца благодаря своей полной труда жизни.

Хосе прервал наконец тягостное молчание.

— Не отводите ни на мгновение взгляда от тропинки, — проговорил он, — и слушайте меня, не поворачивая головы. В моменты опасности мы обычно переговариваемся с Розбуа именно таким образом.

— Я слушаю! — отвечал Фабиан, повинуясь наставлениям старшего товарища.

— Не сохранилось ли у вас каких-нибудь более определенных воспоминаний из вашего детства, чем те, о которых вы уже рассказали? — спросил Хосе.

— Нет, с тех пор как я узнал, что Маркое Арельяно мне не родной отец, я постоянно старался припомнить мое детство, но безуспешно; я даже забыл того человека, который так самоотверженно заботился обо мне в то время.

— Да и он знает не больше вас, — заметил Хосе, — я один могу сообщить вам тайну вашего происхождения.

— Так говорите же, ради Бога! — воскликнул Фабиан.

— Тсс! Не так громко! — прервал его Хосе. — В этих лесах, несмотря на их пустынность, наверное, скрываются ваши враги; а впрочем, может быть, он вас и не узнал сразу, так же как и я, и этот выстрел предназначался исключительно моей особе.

— Кто не узнал меня? О ком вы говорите? — с живостью спросил Фабиан.

— Об убийце вашей матери, о том человеке, который похитил ваше имя, титул, почести, богатство!

— Так я происхожу из богатого и знатного рода? — воскликнул Фабиан, мысли которого при этом известии сразу перенеслись к Розарите. — О, если бы я вчера знал об этом!

— Не беспокойтесь! Я знаю двух людей, которые не пожалеют жизни, чтобы возвратить вам ваше состояние!

— А моя мать?! — с надеждой спросил молодой человек.

— О, дон Фабиан, — грустно произнес Хосе, — воспоминание о вас и вашей несчастной матери часто мучит того человека, о котором я говорю вам. Часто среди ночной тишины ему казалось, что он слышит ее предсмертный крик, который он принял тогда за вой ветра!

— О каком человеке вы говорите? — спросил с удивлением Фабиан.

— Я говорю о том человеке, который, сам того не зная, невольно помог убийце вашей матери. О, дон Фабиан! — воскликнул бывший микелет, заметив движение ужаса, вырвавшееся у его слушателя. — Ради Бога не проклинайте его, он достаточно наказан за это угрызениями своей совести и теперь готов отдать за вас свою кровь до последней капли!

В душе Фабиана разом пробудились все страсти, которые казались угасшими, подобно тому, как вырывается неожиданно язык пламени из потухшего костра. Жажда мести проснулась в нем; ему приходилось теперь преследовать не только своего личного врага и мстить за смерть Маркоса Арельяно, но выступить также мстителем за ту, которая дала ему жизнь.

— Значит, вы знаете убийцу моей матери? — воскликнул Фабиан с сверкающим от гнева взглядом.