Лесное озеро (сборник) - [26]
Отец Аввакум в недоумении качает головой.
— И откуда столь сильное озлобление? Понять не могу. С одного боку — дырник в дырку солнышку молится, с другого — служитель хаоса и тьмы.
Филолог предлагает начальнику почтово-телеграфной конторы сыграть партию в шахматы.
— С удовольствием. Расставляйте, молодой человек.
Филолог расставляет. «Некто в сером» небрежно передвигает фигуры, но неожиданно Филолог объявляет:
— Вам некуда деться. Детский мат.
Начальник почтово-телеграфной конторы нахмуривается:
— To есть, как так — детский?
— Название такое.
— A-а!.. Да-с, давненько я не игрывал в эту игру, давненько.
Затаив обиду, он встает из-за стола и прощается со всеми. Марк Павлович тоже собирается домой.
На улице «некто в сером» язвительно замечает:
— Самолюбивый характер…
— У кого?
— У сынка нашего многоуважаемого отца Аввакума. Хэ-хэ! От горшка два вершка, а умничает, вмешивается в разговоры старших. Воспитание. Вот, подождите, выйдет, как пить дать, из него мошенник какой-нибудь или негодяй. Счастливо оставаться!
Начальник почтово-телеграфной конторы уходит, восвояси, унося с собой свою нестихающую злобу.
Погода, как предсказала старуха, и действительно меняется. Когда Марк Павлович приходит домой, незапертая калитка бьется в воротах; стонут деревья; столбы пыли прыгают по дороге, ударяются в стекла. Тьма прорезается светлыми зигзагами молний, как будто небесные стрелы отыскивают душу неправедную, чтобы ее ужалить. Б-бух! — гремит гром. Б-б-бу-бух!
Сгорбясь у стола, Марк Павлович думает про Эмму. Ей не нужна правда, она ищет безопасности и благополучия… Сорвалась, но вовремя ухватилась и уже тянется обратно.
— И пускай! — мрачно решает он, прислушиваясь к завыванию бури.
К утру погода унимается — светло и лазурно. «Кук-ка-ре-ку!» — радостно провозглашает под окном рыжий петушок.
После приема больных Марк Павлович идет в имение. Эмма Гансовна дома одна.
В столовой на стене оленьи рога; посуда на буфете расставлена в строгом порядке, около двери висит никелированный совочек с метелкою из разноцветных перьев.
Эмма Гансовна приветливо встречает гостя. Она в розовом батистовом платье.
— Ужасная вчера была гроза. Я не могла спать и все будила Фрица, мне одной было страшно.
Марк Павлович садится на стул, закуривает папиросу. Против него на стене ореховые часы с кукушкой. Кукушка скрывается в швейцарском домике, каждые полчаса она выскакивает оттуда и считает время.
— Милый, хочешь кофе?
— Нет, благодарю.
— Ну почему же?.. У нас очень хорошие сливки.
— Спасибо, не хочу.
Из златокудрой головки Эммы выпадает шпилька, Марк Павлович поднимает ее с пола и вручает Эмме.
— Danke sehr! — благодарит она, втыкая шпильку в косу.
— Ты не сказала? — спрашивает он ее.
Эмма Гансовна не понимает.
— Что?
— Ты не сказала твоему мужу?
— Ах нет, нет… Выпей кофе, я сварю очень скоро.
Она порывается взять с буфета кофейник, Марк Павлович задерживает ее.
— Не надо мне кофе, не надо же… Я не за тем пришел. Ответь мне прямо: останешься ты с мужем или уйдешь со мной?
Она ставит кофейник обратно на буфет и, засунув руки в карманы нарядного передничка, садится под часами, молчит.
— Ты меня любишь?
— О да!
Она ласково смотрит на него голубыми глазами.
— А мужа?
Эмма Гансовна вынимает руки из карманов и разглядывает розовые, тщательно подровненные ноготки.
— Я его уважаю… Он честный, порядочный, трудолюбивый…
— Mann! — злобно договаривает Марк Павлович. Она хочет рассмеяться, но выражение его лица пугает ее.
Ку-ку! — выскакивает из швейцарского домика кукушка. — Ку-ку!
Марк Павлович встает со стула.
— Ну, до свиданья.
— Подожди… Он ушел недавно, вернется к вечеру.
— Прощай!
Марк Павлович делает шаг к двери, но останавливается, подходит к Эмме Гансовне, берет ее руку.
— Решай же, родная… Не надо обмана и потаенности, мы будем смело смотреть всем в глаза…
Она молчит. Он обнимает ее. Их губы сливаются. Ему кажется, что нет такой силы, такой обязанности, которая могла бы разлучить его с Эммой. Она — маленькая лисица, но он приручил ее, она пойдет рядом с ним, не путая следов, не остерегаясь преследований — ведь она под его защитой.
— Решай же, Эмма. Я тебя буду ждать; ты придешь ко мне и навсегда останешься у меня.
Она не отвечает.
— Эмма, дорогая моя. Так надо!
Она отодвигается от него.
— Нельзя, милый. Тогда все будут говорить обо мне, что я бесчестная женщина, ушедшая от своего мужа.
— Поэтому, — усмехается Марк Павлович, — ты хочешь быть и действительно бесчестною, лишь бы про то никто не знал, лишь бы все было шито-крыто. Я не хочу предательства и обмана. Выбирай!
Из швейцарского домика выскакивает кукушка.
Ку-ку!
Прокуковав, она снова прячется в своем домике.
Марк Павлович целует руку Эммы Гансовны и выходит из комнаты. На крыльце его догоняет Эмма Гансовна, жалобно говоря:
— Какой ты нехороший!.. А я тебе приготовила подарок. Я вышила бисером и золотом — посмотри.
Она показывает ему бархатную туфельку-подчасник.
— Миленький рисуночек? Я его нашла в альбоме у Ворониных.
На туфельке золотое сердечко, а вокруг сердечка незабудки. Внизу же вышито готическими буквами:
Liebe mich so Ich dich, —
So lieben wir uns fürchterlich!
«Осенний ветер зол и дик — свистит и воет. Темное небо покрыто свинцовыми тучами, Волга вспененными волнами. Как таинственные звери, они высовывают седые, косматые головы из недр темно-синей реки и кружатся в необузданных хороводах, радуясь вольной вольности и завываниям осеннего ветра…» В сборник малоизвестного русского писателя Бориса Алексеевича Верхоустинского вошли повесть и рассказы разных лет: • Перед половодьем (пов. 1912 г.). • Правда (расс. 1913 г.). • Птица-чибис (расс.
«Набережная Волги кишела крючниками — одни курили, другие играли в орлянку, третьи, развалясь на булыжинах, дремали. Был обеденный роздых. В это время мостки разгружаемых пароходов обыкновенно пустели, а жара до того усиливалась, что казалось, вот-вот солнце высосет всю воду великой реки, и трехэтажные пароходы останутся на мели, как неуклюжие вымершие чудовища…» В сборник малоизвестного русского писателя Бориса Алексеевича Верхоустинского вошли повести и рассказы разных лет: • Атаман (пов.
«Рогнеда сидит у окна и смотрит, как плывут по вечернему небу волнистые тучи — тут тигр с отверстою пастью, там — чудовище, похожее на слона, а вот — и белые овечки, испуганно убегающие от них. Но не одни только звери на вечернем небе, есть и замки с башнями, и розовеющие моря, и лучезарные скалы. Память Рогнеды встревожена. Воскресают светлые поля, поднимаются зеленые холмы, и на холмах вырастают белые стены рыцарского замка… Все это было давно-давно, в милом детстве… Тогда Рогнеда жила в иной стране, в красном домике, покрытом черепицей, у прекрасного озера, расстилавшегося перед замком.
Дочь графа, жена сенатора, племянница последнего польского короля Станислава Понятовского, Анна Потоцкая (1779–1867) самим своим происхождением была предназначена для роли, которую она так блистательно играла в польском и французском обществе. Красивая, яркая, умная, отважная, она страстно любила свою несчастную родину и, не теряя надежды на ее возрождение, до конца оставалась преданной Наполеону, с которым не только она эти надежды связывала. Свидетельница великих событий – она жила в Варшаве и Париже – графиня Потоцкая описала их с чисто женским вниманием к значимым, хоть и мелким деталям.
«Мартин Чезлвит» (англ. The Life and Adventures of Martin Chuzzlewit, часто просто Martin Chuzzlewit) — роман Чарльза Диккенса. Выходил отдельными выпусками в 1843—1844 годах. В книге отразились впечатления автора от поездки в США в 1842 году, во многом негативные. Роман посвящен знакомой Диккенса — миллионерше-благотворительнице Анджеле Бердетт-Куттс. На русский язык «Мартин Чезлвит» был переведен в 1844 году и опубликован в журнале «Отечественные записки». В обзоре русской литературы за 1844 год В. Г. Белинский отметил «необыкновенную зрелость таланта автора», назвав «Мартина Чезлвита» «едва ли не лучшим романом даровитого Диккенса» (В.
«Избранное» классика венгерской литературы Дежё Костолани (1885—1936) составляют произведения о жизни «маленьких людей», на судьбах которых сказался кризис венгерского общества межвоенного периода.
В сборник крупнейшего словацкого писателя-реалиста Иозефа Грегора-Тайовского вошли рассказы 1890–1918 годов о крестьянской жизни, бесправии народа и несправедливости общественного устройства.
«Анекдоты о императоре Павле Первом, самодержце Всероссийском» — книга Евдокима Тыртова, в которой собраны воспоминания современников русского императора о некоторых эпизодах его жизни. Автор указывает, что использовал сочинения иностранных и русских писателей, в которых был изображен Павел Первый, с тем, чтобы собрать воедино все исторические свидетельства об этом великом человеке. В начале книги Тыртов прославляет монархию как единственно верный способ государственного устройства. Далее идет краткий портрет русского самодержца.
В однотомник выдающегося венгерского прозаика Л. Надя (1883—1954) входят роман «Ученик», написанный во время войны и опубликованный в 1945 году, — произведение, пронизанное острой социальной критикой и в значительной мере автобиографическое, как и «Дневник из подвала», относящийся к периоду освобождения Венгрии от фашизма, а также лучшие новеллы.
Александр Митрофанович Федоров (1868-1949) — русский прозаик, поэт, драматург. Сборник рассказов «Осенняя паутина». 1917 г.
Михаил Владимирович Самыгин (псевдоним Марк Криницкий; 1874–1952) — русский писатель и драматург. Сборник рассказов «Ангел страха», 1918 г. В сборник вошли рассказы: Тайна барсука, Тора-Аможе, Неопалимая купина и др. Электронная версия книги подготовлена журналом «Фонарь».