Лесничиха - [69]
Из рассказов старых степняков Виктор может представить, как тянулись к Волге вереницы людей, как падали на ржавой глухой однопутке.
— Так что электро и все другое — спасение наше… — помолчав, тихо, но твердо повторяет Иван Семеныч.
— Я тогда сына потеряла. Первого, — подает голос Пионерка. — Давай-ка, Ваня, помянем еще тех…
Она снова наполняет рюмки. Старики придерживают их над столом, ждут Виктора. И он тоже приподнимает свою, хочет выпить до дна, но сам разговор, тема эта, заставляет его думать о дороге. И он только делает глоток.
— А второго-то сына — того ровно через двадцать годков. В сорок первом, — говорит через минуту старуха — маленькая, тонкая, будто подросток.
И опять Якушев пьет до самого дна. Войну он хоть и смутно, но помнит лично. Уже нет тоскливой осторожности, и потому, когда предлагают помянуть всех убитых в войну, он отчаянно пьет за родного отца, которого, однако, не может зримо представить.
Потом он склоняется к тарелке, постукивает вилкой о фарфор, а бабка с Ситниковым, так и не притронувшись к еде, закуривают папиросы.
В окно заглядывает чья-то озабоченная, вроде бы знакомая Виктору физиономия.
— Заходи, заходи! — кричит Пионерка, махая рукой. И Виктору: — Управляющий наш! Гена! Геннадий, то есть теперь, Степаныч.
Неужто это тот парнишка-десятиклассник, который бегал вместе с Витькой перед пуском объекта, стажируясь на колхозного электрика?.. В избу входит рослый, дочерна загорелый мужчина. И только резкие складки на лбу, приподнятые выгоревшие брови — выражение крайней озабоченности, делают его похожим на прежнего Генку.
— Ну, здорово! — до хруста жмет он руку Якушеву. — А мне еще на центральной сказали: из Сельэлектро опять прибыл тот инженер… Помнят тебя.
— Я только проведать. По пути, — говорит Виктор.
— Проведать… По пути… — разочаровывается управляющий. — А я-то думал — по делу, насчет новых работ.
— Насчет новых — это вы первые должны побеспокоиться, — с хмуроватой улыбкой возражает прораб. — А то получается, мы их вам навязываем. — Выждав паузу, спрашивает строго: — Почему не приезжаете заключать договор?
Геннадий грустно пожимает плечами, дескать: время-то какое, сам понимаешь. А может, хочет сказать: не по адресу обращаешься, с директором надо говорить.
— А мы что — посторонние? — вдруг вмешивается Ситников. И заявляет твердо: — Надо. Надо подключаться к государственной линии. Энергия будет куда дешевле, постоянней и… Что еще, Львович?
— Ну, например, лишние заботы отпадут: за высоковольтной стороной будет следить специальная эксплуатационная служба Сельэлектро… Ну, еще…
— Хватит и того, — останавливает Ситников. — Самое главное — еще крепче станем… — И неожиданно просит: — Заедешь, Львович, к директору — ты его знаешь, это бывший таловский председатель, — скажи: пусть не мешкает с договором. Как ни трудно в нынешнем году, а все ж легче, чем когда мы начинали. Намекни, что последним останется совхоз, это для Седова нож вострый.
У Виктора опять стоит перед глазами Серега Седов. Кто он директору — однофамилец, родня? Хочется спросить, но как-то неловко.
В избу заходят еще несколько мужиков, совсем незнакомые Якушеву. Они его, однако, помнят, здороваются так, словно вчера только виделись. Насквозь пропыленные, они внесли запах горячей степи, и хотя на улице уже вечер, здесь, в тесноте, продолжается день. Полеводы, они подсаживаются к столу и заводят разговор о делах своих, о полях, которые пожгло, о предстоящей вспашке зяби, о привозной соломе, которую надо сторожить от огня, о коровах и овцах, которым сейчас трудно…
Выпив «горькой», мужики выщипывают для «занюху» корочку хлеба и, шумно втянув воздух, выдыхают с неловкой виноватостью:
— Иждивенцы мы в нонешнем году. Не мы государству хлебушек, а оно нам. Непривычно как-то. И нехорошо…
Объяснив Виктору такое свое сложное состояние, они предпочитают о хлебе больше не упоминать, о полях своих тоже, — полностью переключаются на разговор о животноводстве. Управляющий Геннадий будто ждал этой минуты: чуть отодвигается от стола, чтобы было свободней, и просит у «собрания» слова. Он явно не привык еще к роли руководителя, немного рисуется, и Ситников — его предшественник, а теперь пенсионер — недовольно морщится, покряхтывает. К разговору, однако, поощряет:
— Говори, Геннадий. Где теперь будем пасти скот? Лиманы вон тоже пересохли. Послушаем.
Управляющий моложе всех в этой избе, но по тому, как его внимательно Слушают, видно: парень толковый. Днем он успел побывать где-то аж в низовье Узеня, в казахстанских болотистых лиманах, и вот теперь в избе бабки Пионерки вроде летучего совещания: не гнать ли гурты к этим болотам, и если гнать, то как уберечь скотину от коварных трясин?
Геннадий высказывает свои соображения, без карты, по памяти объясняя, где лучше пасти коров. Впрочем, карты и не помогли бы. В сплошных болотах нет ориентиров — ни речек, ни оврагов, ни жилья. Одни расплывчатые, с каждой весной новые, буро-зеленые камыши. А в памяти Геннадия и людей, которые его слушают, приметы, признаки всегда найдутся: кабанья тропа, вилюжина воды, а то и звук болотной мезги под сапогами.
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.