Лесная невеста - [35]

Из бани Зимобор вышел уже совсем другим человеком – в чистой рубашке, одолженной ему Зоренем, влажные волосы подсыхали и завивались на концах в крутые кольца, только черевьи пришлось пока оставить сушиться, но и без них сразу было видно, что перед вами не водяной, а вполне приличный парень хорошего рода.

В избе уже сидела мать Дивины, зелейница Елага. Вошла она, как видно, только что и едва успела поздороваться с Доморадом, а теперь устроилась на лавке, устало уронив руки. Рядом на столе, на большом платке, высилась целая груда связанных в пучки разных трав. Дивина уже возилась, разбирая их, в избе висел густой, свежий запах земли, влаги и зелени.

Увидев Зимобора, Елага поднялась и поклонилась гостю. Зимобор отметил, что лицом мать и дочь совершенно не похожи, но в выражении глаз у них было что-то общее – какая-то тайна, скрытый намек на нечто важное.

– Здравствуй, матушка, извини, что незваны пришли! – Зимобор низко поклонился хозяйке. – Дочка твоя нас обласкала, накормила, спасибо вам, не сказать какое огромное! Что бы мы делали без вас – ума не приложу, пропали бы в болоте совсем!

– Ведь сам не знаешь, какую правду молвил, – пропали бы, истинно так! – Елага улыбнулась разговорчивому парню.

Глаза его смотрели ясно и весело, в искренней благодарности не было ни капли лести, и даже она, опытная женщина, чувствовала такое тепло в груди, как будто вдруг явился ее собственный родной сын.

– Ну ладно, ужинать будем. – Хозяйка убрала со стола свою добычу.

Дивина мельком улыбнулась и побежала к печи. Там уже был готов горшок, от которого поднимался запах вареной рыбы. В придачу к похлебке из речной рыбы с кореньями Елага каждому отрезала по маленькому кусочку хлеба, а Дивина потом заботливо собрала с доски все крошечки до самой маленькой.

– Тяжело вам приходилось тут? – расспрашивал женщин Зимобор.

– Еще бы не тяжело! – ответила Елага. – И теперь тяжело, а когда легче будет, только боги знают.

– Крепись, матушка, с этого лета гораздо лучше дела пойдут! Я ведь видел ваши зеленя[21] на полях – хорошие зеленя, дружные! Дадут Велес и Макошь хороший урожай, в Новый год из-за пирогов не увидите, кто напротив за столом сидит!

– Ох, тебе бы в волхвы-прорицатели пойти! – Елага снова улыбнулась. – Да, всходы есть, у нас хоть семенное зерно сохранилось, правда немного, но было что посеять. Пока вот будем репой, капустой, рыбой пробавляться. Каких-никаких мехов зимой набили…

– Ну, это по нашей части! – Доморад оживился. – Мы ведь и масло привезли, и ячмень… Есть и рыба, и немного мяса вяленого. У кого есть куница – пусть несут, будем менять.

– Есть у мужиков куница. – Елага кивнула. – Дал бы теперь Перун дождей хороших – урожай был бы лучше. Опять кору сосновую придется мочить да тереть – все хлеб. Ну ладно, отец, пойдем-ка я тебя в беседу провожу, устрою, тебе теперь лежать надо, вон, губы все синие. Дивинка тебе питье заварит, принесет. Пойдем.

Доморад поднялся, зелейница по привычке подошла помочь ему и поддержать, но внезапно раздался стук. Но шел он вовсе не от двери. Все четверо огляделись. Стук раздавался где-то совсем близко, прямо посреди стола. Нож, которым Елага только что резала хлеб, с рукоятью лосиного рога, вдруг сам собой приподнялся над доской, и стоймя постукивал острием по столу, будто приплясывал. Словно маленький человечек, нож прошел до края стола, потом поднялся в воздух и завертелся. Люди следили за ним, застыв и едва дыша. Нож вертелся все быстрее и быстрее, потом вдруг метнулся к Дивине, нацелившись ей в лицо, и она отскочила – молча, без крика, но с таким застывшим на лице ужасом, что Зимобор при виде этого немного опомнился.

Нож носился перед столом, как будто им водила невидимая рука. Теперь он выбрал своей целью Елагу: скользя туда-сюда, играя и словно дразня, запугивая, он приближался к зелейнице. Елага попятилась; губы ее шевельнулись, кулаки сжались. Она смотрела на нож так, будто знала, в чем тут дело, но была бессильна что-либо изменить.

Вдруг нож, оставив женщину, метнулся к Зимобору. Зимобор едва успел хотя бы заметить это – и внезапно нож оказался стиснут в его собственной ладони. Он не успел даже сообразить, а тело само сделало нужное движение. Его пальцы помнили прикосновение чьей-то чужой руки, твердой и холодной. В воздухе раздался странный звук, похожий на вскрик или всхлип.

– Поди прочь, сила нечистая, поди туда, где солнце не светит, роса не ложится! Именем Перуна гоню тебя в болото, на три сажени вглубь! – вдруг, опомнившись, крикнула Елага и, схватив с печи огниво, быстро прочертила в воздухе перед собой громовой знак.

Что-то невидимое пронеслось через избу к двери, и Зимобор кожей ощутил, как нечто плотное, холодное движется мимо него. Скрипнула дверь, и все стихло.

Люди молча ждали, но все было спокойно.

Елага опустилась на лавку, куда перед этим сел и Доморад. Дивина так и стояла у стены, куда ее загнало взбесившееся лезвие. Зимобор посмотрел на нож в своей руке: тот вел себя смирно. Сам нож тут был ни при чем. Задним числом вспоминая, Зимобор сообразил: он просто вырвал нож из рук кого-то невидимого, причем этот кто-то совершенно не умел обращаться с ножом как с оружием. Это было не настоящее нападение, а только злая игра, которая, однако, вполне могла превратиться в нападение, если бы он вовремя не дал шутнику по рукам.