Лесная невеста - [34]

Нежданно явившейся помощи они так обрадовались, что Доморад даже обнял Крепеня, которого помнил по прежним поездкам. Местные споро принялись чинить гать, другие отошли кричать «Ау!» и собирать полочан. Дивина, как оказалось, обладала настоящим нюхом: не хуже собаки, собирающей стадо, она мигом согнала обратно к гати разбредшихся путников, и вскоре груз, толкаемый и влекомый почти сотней рук, двинулся по выправленной гати к Радогощу.

Дивина шла последней и что-то шептала, то притопывая, то поворачиваясь, то пятясь. Никто из местных словно не замечал ее занятия, и Зимобор только косился, но ни о чем не стал спрашивать. Понятно было, что дочь знаменитой травницы и сама многое умеет.

Наконец впереди показалась река, последние расползающиеся бревна гати спустились к песку. Оба струга благополучно столкнули в Выдреницу, бочонки и мешки перетаскали, люди со стонами облегчения опустили натруженные руки и выпрямили измученные спины.

– Ничего, тут теперь близко, а там в баню – и как новорожденные будете! – утешал их Крепень. – Баней-то мы и теперь богаты, за дровами далеко не ходить, воды тоже – хоть залейся! Давай, Горденя, за весло берись, видишь, люди устали!

Как видно, старейшина не привык жалеть свое могучее и непутевое дитятко, и Горденя, не споря с отцом, послушно взялся за весло.

– Как устроитесь, приходи, мы тебе отвар сделаем. – Дивина, оставшаяся на берегу, махнула Домораду. – Моя матушка кого хочешь на ноги поставит, вон, люди не дадут соврать!

– Это точно! – Поселяне дружно закивали.

– Смотри, гостюшко, у тебя вон губы уже синие и дышишь, как будто струг на руках нес, – предостерегла девушка, окинув купца взглядом. – Заворачивай к нам, а то не было бы хуже!

После борьбы с гатью и блужданию по лесу Доморад и впрямь выглядел не лучшим образом: побледнел, дышал тяжело и невольно хватался за сердце.

– Иди-ка ты, отец, прямо к ним, а? – предложил Зорень. – Что я, сам людей и товар не устрою? И мыто заплачу, за всем пригляжу, а потом к вам. А ты иди сейчас, чего тебе егозить туда-сюда?

Слова его убедили купца, который слишком намаялся и сам очень хотел поскорее на покой.

– Пожалуй. – Доморад устало кивнул. – Поезжайте, а я тут… с девушкой… – Он посмотрел на Дивину и улыбнулся сквозь одышку.

– Иди с ним. – Зорень глянул на Зимобора, которого уже считал весьма надежным человеком. – Помочь там, если что. А мы потом подойдем.

Бросив на Зимобора быстрый взгляд, Дивина повела гостей обратно по улице. На их дворе, кроме обычных построек – избы, хлева, курятника, баньки, погребка, покрытого зеленым дерном, – имелась еще одна просторная изба – беседа, в которой зимой женщины собирались на посиделки. Летом, когда ездило много торговых гостей, ее использовали как гостиный двор.

Только войдя в ворота, Зимобор сразу заметил, что по всему двору, особенно возле избы, навалены охапки чуть подсохшей травы – дедовника и полыни, источавшей резкий горьковатый запах. Неудивительно, что на дворе у зелейницы сушатся травы, но зачем полыни-то столько?

– Пестряйка! – на ходу крикнула Дивина в соседний двор. – Бабуля! Баба Осташиха! Помогите баню натопить, гости у нас, а матушка еще не вернулась!

Пока соседка с сыном топили баню, Дивина дала Зимобору и Домораду умыться и посадила их за стол. Угощения были сплошь лесные: хлеб из белокрыльника, печеные корневища камыша и рогоза, и молоко, которое оказалось лосиным.

– У нас лосиха взрослая, трехгодовалая, годовалый бычок-лосенок и новорожденная телушка, этой весной только принесла! – с гордостью объясняла Дивина.

– Дома держите? – расспрашивал Доморад. – Надо же, чего только люди не придумают!

– Ну да. Днем их Пестряйка с сестрой в лесу пасут вместе со своими, а на ночь в хлев ставим. Молоко берем, сколько можно, потом бычка забьем – мясо, шкура, кость будут. Коров-то во всем городе одиннадцать голов осталось, и те все на горе. Кто победнее, те своих съели, теперь вот лосей держим. Мы с матушкой по лесу ходили, лосих с телятами искали. Здесь людям раздали, по хлевам расставили. Их прокормить легче – они же осину, и дуб, и чего только не едят!

– Как это – лосиху во двор привести! Сроду не слышал! – Доморад едва ли поверил бы, если бы Зимобор не подтвердил, что уже видел в здешнем лесу лося с боталом на шее. – Разве лосиха пойдет за человеком? И разве лосят своих даст забрать?

– Даст, если уметь с ней говорить.

– Говорить?

– Да. Я с любым зверем умею говорить. Хоть с медведем.

– Кто же тебя научил?

– Лес Праведный. Я у него росла. Знаешь, бывает, что Лес Праведный забирает к себе девочек, если потерялись, или по обету отданы, или матерью в злой час прокляты. Он их держит у себя, растит, уму-разуму учит. А потом выводит обратно к людям.

– Чудеса! – только и сказал Зимобор, глядя на Дивину. Он и сам не знал, что ему кажется бóльшим чудом: ее лесное воспитание или ее красота.

У всех славян имелись предания о Лесе Праведном. Они шли из той глухой, дремучей древности, когда лес был и единственной средой обитания человека, и защитой, и кормильцем, и главным божеством, тем и этим светом. Оттуда, из леса, приходило богатство – дичь, мех, дерево, мед, и там же можно было нарваться на смертельную опасность, попасть под падающее дерево, повстречать разъяренного зверя, завязнуть в болоте, просто заблудиться и сгинуть. Оттуда выходили зимой стаи голодных волков под предводительством своего хромого хозяина-оборотня, туда же уходили души умерших предков, навеки растворяясь в чащобе, чтобы потом лишь шепотом листвы и мерцанием болотных огоньков давать о себе знать потомкам. Лес Праведный был воплощением дремучей чащи, общим предком, повелителем мира на грани того и этого света, как и сам лес, способным богато наградить или жестоко покарать. Рассказывали, что заблудившихся или уведенных из дома детей он собирает у себя, оберегает, учит, а потом возвращает родителям. Зимобор слышал об этом, но не думал, что когда-то ему удастся повидать девушку, воспитанную Лесом Праведным. Впрочем, из Радогоща до той дремучей чащи на грани было гораздо ближе, чем из Смолянска.