«Черт возьми! – думал я. – Кто должен срезать эти гребни, заваливать ухабы, ставить снегозадержатели? Неужели и для этого нужно сметы составлять?»
«Оно дело-то пустяковое», – вспомнились мне слова ветврача. Но ежедневно на этих дорогах надрываются моторы… Пропадают дорогие минуты, часы, дни… «Видать, привыкли», – слышались мне слова ветврача. Но и он привык. И даже недовольный шорник с многозначительным выражением на лице привык критиковать для успокоения совести.
А дорога все петляет, все вьется, и нет, кажется, конца ни этим ухабам, ни этой монотонной размеренной качке. Я упорно смотрю на желтую, исхлестанную шинами колею. И снова встает передо мной и высокий мужчина в тулупе с кнутом в руках. «Видать, привыкли», – говорит он мне и пожимает плечами; и женщина в фуфайке, протягивающая над плитой большие красные руки; и шорник с неодобрительной усмешкой.
И я перестаю замечать головокружительные повороты, обрывистые глубокие ухабы, почти отвесные спуски…
И мною понемногу овладевает состояние уверенного, ленивого спокойствия. «Дорога как дорога… Чего ж особенного? Дорогу, конечно, приведут в порядок…»
И только шофер по-прежнему остервенело крутит баранку, и сурово сведены его брови.
1964
