Лес священного камня - [39]

Может быть, мне следовало бы с олимпийским спокойствием созерцать естественный ход событий и лишь невозмутимо регистрировать их последовательность. Но польза, которую можно извлечь из подобных наблюдений, была бы оплачена слишком дорогой ценой — рабством совершенно невинной женщины. И я решил вмешаться. Прежде всего я повторил то, о чем все твердили с самого утра: Тиенг покончил с собой, потому что не мог вынести свой позор. Затем я постарался изложить свою точку зрения: не стыд, а мысль о том, что ему придется навсегда расстаться с Анг, толкнула Тиенга на этот акт глубочайшего отчаяния. Взрыв негодования дяди послужил ему жестоким напоминанием о том, что его изгнали из Сар «Лука. Единственной возможностью не разлучаться с Анг навсегда было жить в Панг Донге, находящемся всего в километре от Сар Лука. Жители одной деревни часто ходят в другую, и всегда можно было бы встретить Анг. Но Нге-Данг грубо отказался приютить Тиенга, и тому оставалось только перебраться в отдаленную деревню, а значит, видеть Анг лишь в очень редких случаях. Он предпочел наложить на себя руки.

Эти объяснения показались моим слушателям запутанными, но сущность они, по-моему, уловили. В конце концов старики решили, что не нужно поднимать дело против Анг Вдовы. Даже Чар согласился с этим, но чувствовал необходимость оправдаться. Он не оскорблял своего племянника, он даже не спорил с ним, — все твердил он. И это действительно было так.

Мне рассказывали, что, если жена принимала смертельный яд после скандала, устроенного мужем, возникало очень серьезное дело.

Приход Чар-Риенга, казалось, снял с деревни подавленность. Теперь можно будет что-нибудь предпринять для того, чтобы отогнать самые опасные последствия «дурной смерти». Весь механизм очистительного колдовства придет в действие.

Прежде всего соседи ндриенга по площадке отделили свое помещение магическим предохранительным заслоном. Для этого Нянг разделил пополам гостевую, которой пользовались совместно оба «чердака». Он воткнул листья тлоота (gnethum latifoiium) и рхоонга (злаковое растение) над главным входом, затем у основания, посередине и наверху двух опорных столбов, лежащих на концах воображаемой линии, которая делит комнату пополам, и — в продолжение этой линии — в противоположную стену и в крышу. Оставшиеся у него листья Нянг воткнул у главной двери со стороны защищаемого «чердака». Устанавливая «барьер», он непрерывно молился, неоднократно повторяя одни и те же формулы:

Пусть будет сон глубок и тело наше свеже,

Пусть будет мощным храп наш.

Поберегись, пусть не прольется кровь,

Пусть не пылает жаром тело,

И не обломится пусть рог.

Мы, мы все одна семья лишь в этом мире,

Мы, мы все единый мпоол лишь в этом мире?

Мы, мы все едим один лишь суп в сем мире,

Мы, мы все едим один лишь рис вареный в этом мире.

Между тем родственники покойного готовились к его погребению. Они набросили ему на ноги и живот старое рваное покрывало, слишком короткое, чтобы прикрыть его целиком, на грудь положили, даже не развязав узел, су троань, на котором он повесился. Риенг поставила около самоубийцы большую вьетнамскую чашу в знак почтения к его душе.

У старой четы не нашлось достаточно большой нгок (циновки, сшитой из листьев пандануса), и Чар перерезал пополам циновку, что ему принесла жена, и положил обе половины на покойника, соединив их концы. Затем с помощью сына он оторвал часть ниера (нечто вроде матраца из давленого бамбука, положенного прямо на нары), на котором лежал Тиенг, и положил тело на утоптанный пол. Сверху он прикрыл покойника несколькими пластинками прессованного бамбука и, чтобы было удобнее стянуть этот твердый саван, снизу продел полено. Танг всунул в сверток с трупом два пиастра, которые несчастный брат дал ему накануне вечером.

Танг рассказал мне, что на днях, когда он был в Пхи Сроони, ему привиделся сон, предвещавший очень плохое «дело»: дрова кололи не вдоль, а поперек. Прошлой же ночью его мучил кошмар: ему снилось, будто огонь охватил су троань Тиенга, тот поднялся и стал затаптывать огонь. Страшное предзнаменование: пламя, пожирающее набедренную повязку, означает, что ее обладатель умрет. Утром Танг не смог совершить очистительное колдовство: у него не было курицы, которую надо зарезать. «Колдун неетнеет (ночная птица, издающая зловещий крик) приходил за своим мертвецом», — добавил Танг.

Нянг, Нгэ (сын Чар-Риенга) и Манг Тощий завязали труп в трех местах, затем туго-натуго затянули ноги в пластинки расплющенного бамбука и полотнища из листьев пандануса. Они вынесли труп через семейную дверь и положили у порога, чтобы прикрепить к твердому савану шест для переноски, выступающий с каждого конца на целый метр.

Им напомнили, что через труп ни в коем случае нельзя переступать.

Старая Риенг принесла и поставила около покойника корзину, а в нее положила котелок, большую и маленькую вьетнамские пиалы, Маленький кувшин без горлышка, содержимое которого было выпито накануне вечером, небольшую мотыгу, калебасы — одну с водой, а другую с супом, топор, остаток от клубка ратана, которым связывали тело, и полено, что подкладывали под труп.