Лес священного камня - [105]
Переноска урожая в деревню
Я отправился к Ван-Джоонгу (из клана Мок), мужу одной из трех здешних знахарок: вчера вечером он начал мне петь «сказания гонга», и я решил воспользоваться его хорошим настроением. Сегодня он был особенно в ударе, так как откупорил кувшин в честь падди и у него собралось много народу. Поздно вечером совершенно неожиданно к нему ввалился Тру в сопровождении своего помощника Боонг-Манга и «посыльного» Банга Оленя. По тому, как он безукоризненно отдал мне честь, сразу было видно, что Тру пьян. Наш хозяин прервал свой рассказ и скромно предложил трубочку начальнику кантона, расположившемуся около кувшина. Теперь слышен был только голос Тру. Он хотел, чтобы Ван-Джоонг продал ему табак, и обещал заплатить по три пиастра за пакет сухих листьев, столько же, сколько он платил своему соседу по «площадке» Тро-Джоонгу. Ван ответил, что, к сожалению, у него нет табака. Тру сказал: «Тем хуже», — и начал рассказывать мне всякие истории про нашего хозяина. По его словам, когда Ван-Джоонг пришел в Сар Лук, он был последним бедняком. Раньше он был старостой в деревне Дынг Джри, но там было нечего есть, и поэтому он ушел оттуда.
— Подумай только, Йо, он был там кхоа бон, а на празднике земли смог принести в жертву всего лишь одного буйвола.
И он показал мне пару рогов, прикрепленных к чердачной балке. Джонг-Ван поправила его:
— Не на празднике земли, а во время помазания кадди кровью.
Тру повторил:
— Да, да, во время помазания падди кровью.
Она продолжала тихим голосом:
— Те рога, что остались от буйвола, принесенного в жертву на празднике земли, висят над дверью.
Тру, не слушая, продолжал свое.
— Годами они страдали от голода, есть им было нечего. Но вот Ван устроился здесь, рядом со мной, начал снимать хорошие урожаи, и теперь у него каждый год вдоволь падди. Он ест досыта и даже может покупать кувшины. Он стал куангом.
После Ван-Джоонга Тру перешел к своей деревне:
— Раньше в Сар Луке была всего одна хижина, это была совсем крошечная деревенька. А во что она превратилась сейчас! Я твержу всем кули: «Работайте в поле как следует, не спите, надо полоть, корчевать, жечь валежник, жать… Во всей деревне только у троих ничего нет: у Енг Сумасбродки да у Вана Кролика (третьего он забыл). На будущий год я упрячу в тюрьму всех, кто будет л оды р нич ать…
Тру признался, что он слегка навеселе. Я предположил, что он пил алак, (вьетнамская рисовая водка, которую европейцы называют «шум-шум»), но Тру с жаром возразил:
— Я пил только из своего кувшина. Пиво в нем оказалось очень крепкое и кислое.
Я недоверчиво улыбнулся, и тогда он послал к себе домой Биенга, сына Банга Беременного, чтобы тот перекачал из его кувшина пиво в бутылку. Я сделал из нее глоток: пиво показалось мне не слишком крепким. Я передал бутылку Джоонг-Ван, она попробовала и скорчила гримасу. Муж последовал ее примеру. Затем он возвратил бутылку жене, и та стала рассеянно потягивать из нее пиво, забыв о своих ужимках.
По моей просьбе Ван продолжил рассказ о небожительнице Джиенг-Ланг. Сразу же воцарилась тишина. Но через некоторое время Тру начал переговариваться со своими соседями, продолжая, однако, следить за повествованием. Когда Ван рассказал, как страшно было герою подниматься на небо с девами-духами, Тру его прервал: «Почему же он не полетел на самолете?» Все же он дал возможность Вану продолжить свой рассказ, а когда тот почти закончил, сказал:
— Мужчину звали (Ван утверждал, что имя героя неизвестно) Дэи-Нанг. (Дэи муж Нанг, а Нанг — значит дикая свинья). А что касается истории о Джиенг-Лан-ге, то в ней речь идет о Нду Буате, сыне Дланга.
И он сам блестяще рассказал эту легенду, вдыхая в нее новую жизнь и делая ее для всех близкой: в пьяном состоянии Тру всегда становится необыкновенным рассказчиком. Его повествование пестрело намеками на современность. Это вынудило его сделать отступление и рассказать о первых французах, исследовавших страну:
— Один из них заставил носить себя на веревочной циновке[106], подвешенной к длинному шесту, концы которого лежали на плечах носильщиков. Что за нелепая выдумка! В то время французов называли пэто (искаженное тямское слово — «король»), а вьетнамцев теи (так вьетнамцы называют европейцев). Когда француз появлялся в деревне, все убирали с дороги, чтобы расчистить ему место, а детям говорили: «Берегитесь, король застрелит вас!» — и дети разбегались. Французов очень боялись. Наши деды были дурачки. Стоило какому-нибудь субъекту обзавестись тремя янг дамами, бруском железа и несколькими корзинами падди, как его уже считали куангом.
Разговор перешел на другие темы и постепенно замер. Захмелевшие гости начали расходиться по домам.
5 декабря
Несколько дней дует обычный для этого времени года сильный ветер с востока, или, как здесь говорят, «ветер с верховьев реки».
Как и полагается накануне больших праздников, мужчины сегодня утром расчистили окрестности деревни от валежника. Тут Бангу Беременному вздумалось попросить Манга Тощего постричь его. Эта затея увлекла не только молодежь, но и деревенского старосту и начальника кантона. Пока все стриглись, принесли три письма из Бан-Ме-Тхуота от Банга Ученика, и мне пришлось выступить в роли чтеца. Два первых письма были посвящены событиям и спорам недавних дней. В третьем письме Ученик просил табаку у своего «брата» Тяна.
