Лермонтов: воспоминания, письма, дневники - [104]

[А. Меринский. «Библиографические Записки», 1859 г., № 12, стр. 374]

Дуэль была положена сперва на шпагах до первой крови, а потом на пистолетах; на шпагах кончилась небольшой раной, полученной поручиком Лермантовым в правый бок, и тем, что конец шпаги его был сломан; после сего продолжалась она на пистолетах, поставили их на 20 шагов, стрелять они должны были по счету вместе по слову раз, приготовиться, два, целить, три, выстрелить, по счету два Лермонтов остался с поднятым пистолетом и спустил его по слову три; Барон де-Барант целил по счету два…

Меня же поручик Лермантов просил быть его секундантом на бале у Графини Лаваль 16-го числа февраля. Меры для примирения их были приняты все, но барон де-Барант требовал извинений, которые были отказаны поручиком Лермантовым, после выстрелов помирились просто. Секундантом со стороны Г-на Барона де-Баранта был его соотечественник Граф Рауль д'Англес…

Направления пистолета поручика Лермонтова при выстреле не могу определить, что могу только сказать, это то, что он не целил в Барона де-Баранта, а выстрелил с руки. — Барон де-Барант, как я выше сказал, целил по слову два и выстрелил по счету три. Выстрелы же последовали так скоро один за другим, что не могу определить, чей был прежде. Пистолеты были мои, заряжали их вместе с Графом д'Англесом, шпаги были привезены им. Посторонних лиц никого не было. Отставной Гвардии поручик Алексей Столыпин.[382]

[Из показаний А. Столыпина на суде]

Зимой 1839 года Лермонтов был сильно заинтересован кн. Щербатовой (к ней относится пьеса: «На светские цепи»). Мне ни разу не случалось ее видеть, знаю только, что она была молодая вдова, а от него слышал, что такая, что ни в сказке сказать, ни пером написать. То же самое, как видно из последующего, думал про нее и г. де-Барант, сын тогдашнего французского посланника в Петербурге. Немножно слишком явное предпочтение, оказанное на бале счастливому сопернику, взорвало Баранта, он подошел к Лермонтову и сказал запальчиво: «Vous profitez trop, monsieur, de се que nous sommes dans un pays où le duel est défendu». — «Qu'à ça ne tienne, monsieur, — отвечал тот, — je me mets entièrèment à votre disposition»,[383] — и на завтра назначена была встреча; это случилось в середу на Масленице 1840 года.[384] Нас распустили из училища[385] утром, и я, придя домой часов в девять, очень удивился, когда человек сказал мне, что Михаил Юрьевич изволили выехать в семь часов; погода была прескверная, шел мокрый снег с мелким дождем. Часа через два Лермонтов вернулся, весь мокрый, как мышь. «Откуда ты эдак?» — «Стрелялся». — «Как, что, зачем, с кем?» — «С французиком». — «Расскажи». Он стал переодеваться и рассказывать: «Отправился я к Мунге, он взял отточенные рапиры и пару кухенрейтеров[386] — и поехали мы за Черную речку. Они были на месте. Мунго подал оружие, француз выбрал рапиры, мы стали по колено в мокром снегу и начали; дело не клеилось, француз нападал вяло, я не нападал, но и не поддавался. Мунго продрог и бесился, так продолжалось минут десять. Наконец, он оцарапал мне руку ниже локтя, я хотел проколоть ему руку, но попал в самую рукоятку, и моя рапира лопнула. Секунданты подошли и остановили нас; Мунго подал пистолеты, тот выстрелил и дал промах, я выстрелил на воздух, мы помирились и разъехались, вот и все».

[А. П. Шан-Гирей, стр. 747–748]

Я также встретился у Краевского с Лермонтовым [18 февр. 1840 г. ] в день его дуэли с сыном г. Баранта, находившимся тогда при французском посольстве в Петербурге… Лермонтов приехал после дуэли прямо к Краевскому и показывал нам свою царапину на руке. Они дрались на шпагах. Лермонтов в это утро был необыкновенно весел и разговорчив. Если я не ошибаюсь, тут был и Белинский.

[Панаев, стр. 219–220]

Краевский говорил мне, что он завтракал с Лермонтовым один на один и что в рассказе Лермонтова о дуэли не было и тени хвастливости. Андрей Александрович Краевский, передавая этот случай, заметил: «Лермонтов терпеть не мог рисоваться и был далек от всякой хвастливости. Терпеть не мог он выставлять себя напоказ и во всем своем рассказе о дуэли, вызванном случайным разговором нашим, был чрезвычайно прост и естествен».

[Висковатый, стр. 322]

История эта[387] оставалась довольно долго без последствий, Лермонтов по-прежнему продолжал выезжать в свет и ухаживать за своей княгиней; наконец, одна неосторожная барышня Б…,[388] вероятно, без всякого умысла, придала происшествию достаточную гласность в очень высоком месте, вследствие чего приказом по гвардейскому корпусу поручик лейб-гвардии Гусарского полка Лермонтов за поединок был предан военному суду с содержанием под арестом, и в понедельник на Страстной неделе получил казенную квартиру в третьем этаже с. — петербургского ордонанс-гауза, где и пробыл недели две, а оттуда перемещен на арсенальную гауптвахту, что на Литейной.

[А. П. Шан-Гирей, стр. 748]

[Конец февраля 1840 г.]

Ваше превосходительство, милостивый государь![389] Получив от вашего превосходительства приказание объяснить вам обстоятельства поединка моего с господином Барантом, честь имею донести вашему превосходительству, что 16 февраля, на бале у графини Лаваль, господин Барант стал требовать у меня объяснения насчет будто мною сказанного. Я отвечал, что все ему переданное несправедливо; но так как он был этим недоволен, то я прибавил, что дальнейшего объяснения давать ему не намерен. На колкий его ответ я возразил такою же колкостью, на что он сказал, что если б находился в своем отечестве, то знал бы, как кончить это дело. Тогда я отвечал, что в России следуют правилам чести так же строго, как и везде, и что мы меньше других позволяем себя оскорблять безнаказанно. Он меня вызвал, условились и расстались. 18 числа в воскресенье, в 12 часов утра, съехались мы за Черною речкою на Парголовской дороге. Его секундантом был француз, которого имени я не помню и которого никогда до сего не видел.