Лепила - [3]

Однако, надо бы поработать. Я попрощался с Котофеичем — о чем, в самом деле, думали его родители, подбирая, скажем так, довольно характерное, имя под фамилию? — и, переодевшись в белый (пока ещё) костюм, вышел из нашей комнатенки в отделение.

Говорят, что в отделении интенсивной терапии, должен быть оч–чень охранительный режим, в смысле, что мы должны охранить наших больных от всех видов внешних раздражителей, пока организм, ошалев от информационного голода, не начнёт от скуки самовосстанавливаться. Однако в ближайшее время скука организмам наших больных явно не грозила, поскольку, по крайней мере, один орган чувств усиленно передавал им в мозг информацию, воспринятую рецепторами, в данном конкретном случае — слуховыми. Информация, правда, была достаточно однообразная, хотя, возможно, могла бы в своё время подвигнуть Морзе на создание азбуки, как Ньютона — яблоко на открытие закона о всемирном тяготении — из процедурной беспрерывно звучали грохочущие металлические удары. Я слегка приоткрыл туда дверь, просунул в щель голову, и, хотя Вася ввел меня в курс дела, не удержался и хмыкнул — согласно последнему приказу из министерства нам готовили защиту от наркоманов. На окно устанавливали решетку, снятую Бог знает откуда, но изготовленную явно в приснопамятный год Московской Олимпиады, ибо заградительный рисунок её состоял из 5 олимпийских колец, щедро испускавших лучи не совсем понятного происхождения. Именно в этих лучах — кольцах, по замыслу начальства, по–видимому, должны были окончательно и бесповоротно запутаться обеспамятевшие от ломки ниндзя — наркоманы, решившие взобраться по кирпичной стене аж за 10‑ю, или даже 20‑ю ампулами морфина. Нет, я не спорю с тем, что наркоман, в принципе, может залезть куда угодно, за порцией дури, а при ломке и 10 ампул для них Божий дар. Хотя в пересчёте на сухое вещество того количества морфина, что находится у нас в сейфе, тому же Черепу хватит разве на то, чтобы перестали дрожать руки. Просто, чтобы добыть стакан макового отвара, достаточно обратиться к любому цыганёнку из «Гонконга» — почему–то у нас привилось именно это название, вместо знакомых и бесчисленных «шанхаев». И даже если денег на мак нет, а в кредите отказано — вовсе не надо лезть с альпинистским снаряжением по отвесной стене, а потом бесшумно пилить сейф в комнате, в которую каждую минуту кто–то да заглядывает — достаточно просто прийти ко мне, держа руку в кармане, и вежливо, а может и грубо, попросить мне всё отдать, сказав при этом, что у него в кармане нож. Или, ещё страшнее, пистолет. И пусть у него там всего лишь собственный исколотый кулак — проверять я это не буду, и, геройски размахивая полами халата, пяткой в лоб лупить тоже не стану, по причине жалости к людям (согласно клятве Гиппократа) и к себе (согласно простому закону самосохранения). Не буду я рисковать ради коробки морфина, стоящей, кстати, по официальной цене, меньше доллара, жизнью своей, медперсонала, да ещё больных. Хрен его знает, может у него и вправду пистолет, этого добра у нас по окрестным лесам и до перестройки, с советскими законами, можно было накопать предостаточно, а уж теперь…. Отдам, отдам я ему эти ампулы, а попросит — ещё и уколю. От СПИДа только предохранюсь, перчатки натяну. И пусть он идёт в своём кайфе на все четыре стороны — есть у нас правоохранительные органы, а я учился (и, кстати, по сей день продолжаю) вовсе не геройскому задержанию наркоманов, с не менее геройской смертью, как варианту исхода.

Один из рабочих прибивал решётку, второй же вносил свою лепту в звуковой поток тем, что набивал дырки в жестяном листе. Он, по–видимому, должен был послужить в дальнейшем обивкой на дверь в процедурную, и я мысленно скривился, представив себе, как в будущем плохо будет ее открывать, с усилием преодолевая неподатливую тяжесть, в то время как сейчас я приоткрыл ее толчком двух пальцев.

— Что так аврально? — поинтересовался я у Ивана–плотника.

— Блажицкий приказал. Ему сверху бумагу спустили, а по телефону из области предупредили — не пойдешь в отпуск, пока не оборудуешь комнату для наркотиков, ответил тот, сосредоточенно продолжая набивать дыры в блестящем полотнище жести.

— Угу. А солдата с ружьем дадут?

— Сигнализацию дадут. Будите звонить на пульт охраны, когда будете заходить в комнату.

Этого еще не хватало! Я в процедурке, положим, особо часто не бываю, а вот сестры туда бегают действительно через две минуты — большая часть их хозяйства именно там. Этак я сотру весь указательный палец, названивая в охрану — «Примите…», «Снимите…," «Сокол», я — «беркут…». Ну, да ладно, время покажет.

Я закрыл дверь в процедурную и сел за стол, усеянный многочисленными пятнами канцелярского клея. Иногда я думаю, что его надо было назвать не «канцелярским», а «медицинским», так часто пользуемся мы им. Это ощущение быстро сохнущей и крошащейся капли на пальцах не забудет не один врач стационара (отечественного, разумеется) до конца жизни. В прочем, с клеем, как и с бумагой, сейчас напряженка. Уж чего–чего мы только в истории болезни не переклеили: