Леонид Гайдай - [115]

Именно Наталье Крачковской без всяких проб досталась роль Ульяны Андреевны, жены Бунши (в титрах этого фильма актриса почему-то фигурирует под двойной фамилией — не только мужниной, но и девичьей: Белогорцева-Крачковская).

«Мое отношение к Гайдаю, — вспоминала Наталья Леонидовна, — было неизменным: обожание, боязнь и безграничное доверие. Мне, как и ему самому, было плевать, что говорят критики. А они говорили, что его фильмы — примитив, балаган для простонародья. И как раз указывали на мои роли как на доказательство: мол, невелика заслуга — вызывать смех зрителей пышными формами. Хорошо, пусть кто-то смешит людей своей изможденностью, я же не против!

Гайдай первым меня пригласил на заметную роль — в «Двенадцати стульях». А в «Иване Васильевиче» предложил роль небольшую, но тоже яркую. Но вдруг в разгар съемок я заболела воспалением легких! Были недосняты многие эпизоды. Пропускать дни — это бы еще не беда: группе было что снимать, пока я валялась с температурой под сорок градусов. Но когда я выздоровела, то оказалось, что при этом еще и похудела на десяток килограмм! Пришла на съемки — а Гайдай меня отстранил. Временно. Послал отъедаться.

Он строго сказал: «Так нельзя: в кадр вы входите одна, а выходите другая». И прописал мне меню: манную кашу со взбитыми сливками, булочки с маслом, отварные макароны с сыром — каждый день. «А через две недели, — сказал, — жду вас на площадке. Будем работать»^{177}.

Две отрицательные роли — стоматолога Шпака и кинорежиссера Якина — Гайдай также без проб доверил своим давнишним знакомым: соответственно Владимиру Этушу и Михаилу Пуговкину.

На худсовете по «Ивану Васильевичу…», где обсуждались кандидатуры актеров, нашлись люди, воспротивившиеся тому, чтобы кинорежиссера, пусть и отрицательного персонажа, играл Пуговкин. Но на защиту Михаила Ивановича встал руководитель ЭТО Григорий Чухрай.

— Товарищи режиссеры! — обратился он к определенным членам совета. — Вы слишком хорошо о себе думаете. Вот Пуговкин вам и покажет, какие типы среди вас встречаются.

После такой отповеди возражать против Пуговкина никто уже не стал. Кстати, если от этой работы актера и досталось кому-то из режиссеров, то прежде всего на тот момент уже покойному Ивану Пырьеву. Тот мог позволить себе с артистами фамильярность, подобную той, какую демонстрирует пуговкинский Якин, ошибочно принявший царя за Иннокентия Смоктуновского.

«Режиссеров, таких, как Якин, — полным-полно, — рассказывал сам артист. — Я рад был хоть немножко отомстить им этой ролью за их амбиции, спекуляции своим положением в искусстве, невнимание к актерам.

Кстати, Гайдай был полной противоположностью Якина. Он не врал. Он много возился с актерами. С его легкой руки многие артисты становились популярными.

Он никогда не прикрывался фразами вроде того, что он снимает «лирическую комедию», или «философскую комедию», или еще какую-то… Наоборот, он старательно напоминал снова и снова, что снимает «просто комедию». И никогда не делал вид, что всё знает. Бывает, что режиссер ходит по площадке, морщит лоб, делает умный вид… А он мог прийти и сказать: «Как ни печально, но я к этой сцене не готов. Давайте думать вместе» Он любил импровизировать, позволял это делать и артистам. Из него, как искры, сыпались предложения. Сколько их вошло в фильмы и сколько в результате не вошло! Он сам их отметал, говоря: «Извините, это оказалось не смешно».

У него были любимые артисты, даже много любимых. Но не было любимчиков. Зримых предпочтений он не отдавал никому и не позволял, чтобы одним было можно то, что другим нельзя. А сам он мог иногда прийти в гнев, хлопнуть дверью — но вспыхивал он ненадолго. И никогда никого не оскорбил, не унизил, не «сломал».

Лично меня с ним связывали несколько странные отношения. Мы не дружили домами, не засиживались друг у друга в гостях. Он вообще по натуре был одиночка, всегда держался особняком. Не любил фестивали, не сидел в президиуме. Даже на премьерах своих фильмов часто просил меня или кого-нибудь еще сказать вместо него несколько слов. Но работать с ним было одно удовольствие. И когда я слышал в трубке его приветствие, звучащее, как пароль: «Добрый вечер, здрасьте!» — я уже знал, что он что-то задумал и хочет пригласить меня»^{178}.

Итак, 6 июня 1972 года худсовет ЭТО утвердил исполнителей главных ролей в будущей картине. Но начались съемки только 26 августа.

Первые съемочные дни прошли в Ростове Великом — одном из древнейших русских городов. Именно Ростовский кремль (он же Митрополичий двор) — бывшая резиденция главы Ростовской епархии — изображает в фильме Московский Кремль. Но, как мы все помним, натурных съемок в картине не так уж много (пожалуй, это вообще самый «павильонный» фильм Гайдая). На Митрополичьем дворе снимались сцены погони и шествия войска. Основное действие в «древнерусской» части фильма протекает в царских палатах — и это уже декорации, возведенные на «Мосфильме».

В сентябре проводились натурные съемки в Москве — для «современной» части картины. Их предстояло сделать еще меньше: пробег Шурика по магазинам в поисках транзисторов, проезд по улицам машины скорой помощи и милицейской легковушки, звонки из телефонной будки, а также панорамы города, открывающиеся царю с балкона («Лепота!»).