Лента Мёбиуса - [8]

Послать самому себе в Ленинград письмо, предупредить, чтоб ни в коем случае он не пил бы с Кронидом Собакиным вечером двадцать четвертого ноября? Но он сам себе не поверит! Кто может поверить такой ерунде?! А если поверит, то куда денется он, ныне сидящий у костра Ы-Кунг'ола?!. И не получал он в то время никаких писем!

У Бориса Васильевича разболелась голова.

Звон в ушах перешел в низкое надсадное гудение, и с этим гудением показался в лощине между двух плоских сопок медленно ползущий вездеход ГАЗ-81 на гусеницах.

Пока вездеход объезжал небольшое озерко, преградившее ему прямой проезд к стойбищу, Борис Васильевич с мучительной болью в затылке припоминал какого-то бородатого ханыгу с неспокойными, бегающими глазами, который подсел к их сто лику в "Ротонде", неестественно и громко смеялся и все просил у Бориса Васильевича спичек, мол, прикурить надо, а сам не прикуривал...

Кронид сидел как раз между Борисом Васильевичем и незнакомым ханыгой, обнимал их обоих за плечи и рокочущим баском успокаивал: "Да хватит вам собачиться, ребята. Я вас обоих люблю. И тебя, Боря, и тебя, Борода, - он свел их лбами над разложенным на столе "уловом" Кости-заиньки. - Ну, успокоились? Было бы из-за чего? А то спички не поделили... Нас же рать, ребята! Нас целая рать, и потому наш лозунг - "Нас - рать!.." Давай, Борода, доставай еще фуфырь. Видишь, корешок мой на тебя обижается. Надо выпить мировую..."

Борис Васильевич поскреб подросшую бороденку и поднялся вместе с Иваном Ефремовичем навстречу подъехавшему вездеходу.

7.

Иван Ефремович, по-старчески переваливаясь с ноги на ногу, подбежал к стаду, взмахнул маутом - аркан на какую-то долю секунды застыл в воздухе черной молнией над порослью оленьих рогов, - вытащил из стада упирающуюся яловую важенку и подвел ее к стойбищу.

Из вездехода уже вылезали люди: старший зоотехник Александр Семенович, пожилой, со слезящимися глазами в дряблых кожаных мешочках и над, и под глазами; ветеринар-практикант Юра, красивый юноша лет двадцати; шофер, он же оператор кинопередвижки Семен Холуйко и лектор по внутренним и международным делам областного Дома политпросвета Андрей Андреевич Рвинов, степенный, медлительный крепыш.

Они все поочередно, по старшинству поздоровались с Иваном Ефремовичем и познакомились с Борисом Васильевичем, причем первый - Андрей Андреевич чуть замешкался и не сразу пожал протянутую Борисом руку, словно раздумывал, стоит ли ему, представителю идеологического актива, вести себя запанибрата с разными бичами, но тут же на лету сообразил, что бич-то работает в народном хозяйстве и, следовательно, уже не бич. А последний не по возрасту, по иерархии, - шофер Холуйко вдруг схватил Бориса Васильевича за грудки, поднял вверх на полметра и захохотал, довольный своей силой; "Экий ты щуплый, паря! Тебя Ванька Кунголов одним ягелем, что ли, кормит?! Ха-ха-ха!"

- Однако, почему ты Борис Самохин?

Удивился старший зоотехник Александр Семенович и полез в карман за блокнотом.

- Твоя фамилия Синяхин, Владимир Петрович Синяхин... вот записано?!

- Нет, Самохин я, Борис Васильевич. У меня паспорт есть!

Показал Борис Васильевич начальству свой паспорт.

- Меня на Синяхина в самый последний момент заменили, он ногу, кажется, сломал. Я пастухом с ноября... ой, нет, с семнадцатого июля работаю. Иван Ефремович подтвердит!

- Однако, работает Боря! Хорошо работает! - заступился Ы-Кунг'ол.

- Ладно, однако, напишешь еще заявление на работу. Я там ведомость переправлю... Дай-ка паспорт! - потребовал Александр Семенович: - Досрочно освобожденный? Нет? А почему штампа погранзоны нет? Нарушение паспортного режима! Где временная прописка? Опять нет?.. Ух, однако, возни с вами...

Он убрал паспорт Бориса Васильевича в свой карман и пожаловался представителю идеологического актива:

- Однако, какими кадрами производительность поднимать? Молодежь не идет в тундру. Город ей подавай. Лифт - телефон!.. Ладно, я улажу с погранцами! - обронил он Борису. - Сделают тебе все штампы... Ужинать давай, Ы-Кунг'ол! Водка есть, выпьем с дороги!

Семен Холуйко схватил важенку за рога, чуть загибая ее голову назад, к позвоночнику, - Иван Ефремович выдернул из ножен, привязанных сыромятным ремешком к бедру, узкий длинный нож, чиркнул по горлу и подставил под черную теплую струю крови алюминиевый чайник.

Все выпили по кружке крови, - кроме Андрея Андреевича, который всего год ездил по тундре с лекциями и пока не привык.

Выпил и Борис, уже не морщась, - он с первых дней делал все, что делает Ы-Кунг'ол, правда, так и не научился отрезать полусырое обгоревшее мясо у самых губ; боялся порезаться.

После ужина смотрели кинокомедию о строителях, тоскливую, как вторая неделя на "больничном". Правда, подвыпивший Семен Холуйко малость перепутал и зарядил одну бобину задом наперед, отчего фигурки на экране забегали спиной в двери, завытаскивали изо рта вилкой макаронины, стогуя их в миску; стеклянные осколки взлетели на плешивую макушку, собрались в бутылку, которая всосала в себя бормотуху; поехала задом наперед машина "скорой помощи", и два дюжих санитара выволокли с носилок на землю раненого героя и, задом сев в машину, быстро-быстро уехали опять-таки задом; все это свершалось под треньканье странной мелодии, и люди торопливо верещали резкими голосками на каком-то непонятном языке, - в общем, очень смешно!