Лента Мебиуса - [60]

Колоссальный портрет самодержца, подсвечиваемый снизу лампионами и украшенный тысячами красных тюльпанов, занял свое привычное место у правого крыла тяжеловесного здания бывшего парламента, отданного по высочайшему рескрипту Его Величества под игорный дом. Портрет полностью закрыл окна четырех этажей, поместившись как раз под сверкающей неоновой вывеской «Казино РОМЕО».

Гофмаршал Шауниц просил короля дать ему возможность разобраться с неоновым безобразием:

– Ваше величество! Вы, скорее всего, даже не знаете, что ваш портрет красуется под унижающей ваше достоинство надписью! Не знающие вас в лицо аспероны, а таких в толпе большинство, могут подумать, что это портрет крупье или владельца игорного дома…

– Пусть думают, что хотят… Все это вздор, Шауниц, – кротко ответил король. – Я не честолюбив, ты же знаешь. Проще надо быть, проще… Король такой же человек, как и любой из его подданных. Тем более что я действительно являюсь владельцем «Ромео»… Ты об этом знал? – быстро спросил он.

Шауниц отрицательно повертел головой. Хорошо повертел, быстро, с готовностью…

Король пристально посмотрел в честные глаза гофмаршала. Тот выдержал взгляд. Король с удовлетворением наклонил голову. И продолжил:

– И то, что меня не узнают в лицо, никак меня не расстраивает… Напротив, это говорит о силе и уверенности власти.

Площадь Победы производила грандиозное впечатление. Она была украшена гирляндами разноцветных лампочек, шелковыми и бумажными лентами, воздушными шарами. Специальные миниатюрные мортиры с оглушительным треском выстреливали в вечернее небо конфетти, а десятки клоунов, снующие в толпе, мазали всех особой краской, которая, высыхая, не оставляла следов.

В разных концах необъятной площади гремела праздничная музыка, шесть военных хоровых ансамблей, руководимых невидимым дирижером, исполняли одновременно и очень слаженно маршевые мелодии и народные песни. Музыканты знали, что в случае даже незначительной ошибки их ждет петля или костер.

Так сказал главный распорядитель торжеств маркиз Закс, которого поддержал маркиз Урбан, добавивший, что лично намылит веревку и запалит дрова. При этом министр внутренних дел улыбался и зловеще мигал подбитым глазом. Накануне он опять надрался и по возвращении домой был жестоко избит супругой, суровой маркизой Урбан, которая весила почти вдвое больше своего стокилограммового муженька.

В настоящий момент почтенная матрона расположилась на трибуне для особо важных гостей, заняв сразу два места. На ярус выше сидели, тесно прижавшись друг к другу, министры Закс и Урбан. Они втихомолку договаривались о том, куда направятся сразу после завершения торжеств на площади Победы. При этом оба непроизвольно потирали руки.

В последнее время маркизы, оставив в прошлом многолетнюю рознь, все чаще стали появляться вместе. Видимо, им осточертело пугать друг друга, и они решились на перманентный взаимовыгодный мир.

Надо заметить, что трибуна для особо важных персон была заполнена лишь частично.

Несколько недель назад король дал понять, что неплохо бы проредить сплоченный корпус высших сановников, основательно засоривших, по его мнению, государственный аппарат и разлагающих его взятками и поборами с просителей.

По этой причине на торжествах не присутствовали оба братья Берковские, судьба которых была предрешена.

Макс отправлялся Чрезвычайным и Полномочным Послом в Монголию, с которой у Асперонии до сих не было дипломатических отношений.

А Генрих стал старшим тренером сборной Асперонии по шахматам. На свою беду он когда-то увлекался этой древней игрой и даже имел какую-то слабенькую категорию, и государь в личной, очень строгой беседе обязал экс-премьер-министра подтянуть сборную страны хотя бы до уровня команды Берега Слоновой Кости. Генрих понял всё правильно. Он тут же засел за учебники Морфи, Стейница и Ласкера.

Макс же, совершенно сбитый с толку сообщением о своем назначении в какую-то неясную Монголию, едва не лишился рассудка: он никак не мог понять, что это такое – Монголия. То ли страна где-то в Южной Америке, то ли название действующего вулкана в Японии.

В состоянии глубокой подавленности он приехал к себе домой. Вызвав слугу, он велел принести том Большой Асперонской Энциклопедии на букву «М» и стакан виски с содовой. После чего уединился в кабинете.

Макс открыл том на первой странице и, мало что соображая, сначала зачем-то изучил состав научно-редакционного совета издательства. В глазах зарябило от фамилий, научных званий и титулов.

«Боже правый, как же много вас, бездельников проклятых! Почетный доктор философии Иосиф Альпеншток… Член-корреспондент Международной Академии Землетрясений Сильвестр Иванофф… Бог мой, да тут не меньше ста имен! Доктор медицины профессор психиатрии Шинкль. Этот-то как сюда затесался?! Вот же гусь! Хорошо бы вас, голубчиков, всех снять с насиженных теплых местечек, засадить в мешок да самих отправить в Монголию! А кто, интересно, руководит всей этой сворой нахлебников?»

И тут от изумления у Макса Берковского чуть не отвалилась нижняя челюсть. Он, еле-еле шевеля губами, прочитал: «Председатель Совета издательства «Асперонская энциклопедия» академик Макс Берковский».