Ленькин салют - [13]

Чтобы как-то скоротать время, Женя взяла книгу и, придвинув стол с коптилкой, легла на кушетку. Глаза ее бегали по строчкам, а беспокойные мысли сверлили, сверлили. Она откладывала книгу, снова брала ее в руки, но прочитанное не задерживалось в памяти, а оставалось где-то за пределами сознания.

Будильник показывал уже двенадцатый час. Женя накинула на плечи пальто и вышла во двор.

Глухая застоявшаяся тьма. Ни одной звездочки; низкие облака застлали небо. В воздухе промозглая сырость, прохватывающая до дрожи.

Запахнув плотнее пальто, Женя прошла мимо виноградных лоз к забору. Здесь пахло влажной землей, прелыми листьями, каким-то еще грустным, едва уловимым запахом тления. Она долго вглядывалась в темноту и напрягала слух. Ни огонька, ни просвета в небе, ни звука. Даже лая собак не слышно. А ведь где-то тут рядом люди ютятся в погребах, хатенках, подвалах. Чуть левее, внизу, раскинулась станция. Но и там все мертво: ни человеческого голоса, ни лязга буферов, ни гудка паровоза. Давящая тишина.

Зябко поежившись, Женя повернула обратно к дому. И в этот, миг тьма перед ней расступилась. Донесся сухой треск, и красные ракеты одна за другой высоко взлетели над Морозовой горкой. Заревом вспыхнули низкие облака я отраженным багряным светом залили притаившуюся слободку. Описав крутую дугу, ракеты погасли, рассыпав во тьме светящуюся пыль. И снова тьма. Еще черней, чем прежде.

Сердце Жени гулко билось. Она напрягала зрение, стараясь различить силуэт горы, но чернота поглотила и дали, и ближние постройки, и даже кусты смородины рядом.

Но вот взвились гроздья белых ракет, озарив трепетным голубым сиянием гору, склоны ее, усыпанные домишками, и станционные пути на дне котловины. И опять над головой с треском расплеснулись яркие брызги и растворились во тьме.

До слуха Жени донесся скрип двери в соседней хате, шаги и удивленный голос девочки: «Мам, смотри, опять, кажись, листовка». — «И в самом деле» — отозвалась мать.

И в других дворах то там, то здесь хлопали двери, повизгивали садовые калитки, — люди выскакивали из хат во дворы, в огороды. Улица просыпалась, наполняя ночь приглушенным гулом удивленных, встревоженных и радостных голосов.

Подождав, когда вспышки огней прекратились, Женя вошла в дом.

X

Утром, лишь только Женя успела одеться и поесть, хлопнула во дворе калитка. Через минуту дверь комнаты распахнулась и на пороге появился Игорь. Лицо красное, пальто распахнуто, грудь ходит, точно кузнечные меха. Видно было, что он бежал.

С тех пор, как Женя стала работать в подполье, они друг к другу не заходили, а встречались либо на конспиративной квартире в подпольной типографии, либо в заранее условленном месте. Чем вызвана такая неосторожность с его стороны? Она плотно прикрыла дверь комнаты:

— Что случилось?

— Об этом и я хочу тебя спросить! — Игорь перевел дух. — Скажи, кто тут ночью пускал ракеты?

— Кто? Ленька. Он разнес листовки, а потом в честь победы на фронте устроил новогодний салют.

— Это твой голосистый певун, что стишки под карикатурой писал?

— Он самый.

— Ай да парнишка! Ха-ха-ха-ха! — Игорь залился грудным раскатистым смехом.

— Ты чего? — улыбнулась Женя, невольно поддаваясь его неудержимому веселью.

— Ну и отколол же он номер… Жаль такого в лес пускать. Его бы к нам в штаб связным. Ха-ха-ха!

— Чего ты смеешься? В чем дело?

— Ты знаешь, он своими ракетами весь город поднял на ноги! Все говорят, что пускали их парашютисты-десантники. Народ радуется. Вот-вот ждут советского десанта под Севастополем и наступления наших на Перекопе и в Керчи.

— Это все Ленька, — засмеялась и Женя, — он придумал новогодний подарок!

— А шпикам — мороку: будут ловить «парашютистов». Молодчина твой Ленька.

— Ну хорошо, Игорь, иди, а то мне пора на работу.

— Иду, иду. Вечером жду, вместе будем записывать передачу.

Игорь первым вышел на улицу и, свернув к обрыву, крутой тропой сбежал вниз к железнодорожным путям станции.

Ушел он вовремя. Женя видела из окна, как на дороге, где желтел глинистый выступ Зеленой горки, показался взвод полевых жандармов и полицаев. Начинался прочес. Подождав минуты две, она тоже вышла на улицу.

Жандармы уже шарили по хатам, заглядывали в погреба, сараи, развалины. Группа полицаев поднималась в гору, чтобы оцепить слободку. Пока Женя дошла до вокзала, ее дважды останавливали и проверяли документы.

За виадуком облавы не было, и она прибавила шагу. Впереди открылась Южная бухта. День серый, пасмурный, и вода в ней тускло-зеленоватая. У пристани гул голосов, скрип лебедок — пленные разгружали прибывший морской транспорт.

Вдоль бухты по косогору тянутся в город трамвайные рельсы, заржавевшие, местами скрюченные взрывами бомб; а рядом с ними бежит дорожка, прижимаясь к глинобитному забору, за которым обрыв, нависший над причалами бухты.

Женя поднималась этой дорожкой и все время думала о Леньке и ночном салюте. Бесспорно, затея ему удалась, но все ли сошло гладко?

Она одолела уже половину подъема, как вдруг перед ней из пролома в стене выскочил Ленька. Веселые морщинки тонкими лучиками разбегались от его улыбчивых глаз.

— А я как раз тебя поджидаю, — сказал он. — Ну как, видела?