Ленинградский коверкот - [8]

— Командир, сбавь на пару зубчиков!

Капитан щелкнул реверсами. Потом еще раз. Я спросил:

— Так ни разу и не подпустил?

— Нет, — ответил третий. — Метров на полтораста подпустил бы хоть…

Кашалот был крупный, с тугой широкой спиной, которая блестела на солнце, когда он выныривал. Вот он вновь вышел. Очередная порция воды рассыпалась в воздухе на миллионы капелек. До него было с кабельтов. Интуитивно почувствовали, что это его последний выход. И точно. Кит как-то подобрался, замер на мгновение, а голос Стаса уже прорвался из громкоговорителя на верхнем мостике: «Полный, командир!» Но капитан опередил его: секундой раньше раздалось щелканье. Чуть-чуть больше шума, тряски. Стас напружинился. Сто пятьдесят метров… сто сорок… Кашалот пластично выгнулся и пошел головой в воду. Он уходил по дуге, красиво и медленно, словно нехотя. Сто двадцать метров. На прощанье он резко вскинул хвост вверх. Широкая «махалка» хвоста была похожа на хвосты русалок, которые вытатуированы у нашего повара на плечах. Хвост завис, кашалот уходил уже колом. «Бах!» Облако голубого дыма взвилось над пушкой; едко и приторно пахнуло порохом. Кашалот мощно повел навстречу нам «махалкой», сообщая себе последний толчок. Гарпун и хвост стремительно сближались. Когда казалось, что они уже не встретятся, гарпун вырвал кусок «махалки» и одновременно с исчезнувшим хвостом упал немного впереди в воду.

Как взорвалась граната, не было слышно. Похоже, она взорвалась с опозданием, но подводный взрыв нарушил моцион кашалота, а может быть, от боли в хвосте он вынырнул минут через пять рядом с нами, слева по борту. Круто положив руль, дали полный. Пушку уже перезарядили, и Стас, ткнув ногой стопор, немного развернул ее. Потом расслабился и стал смотреть на фонтан.

Кашалот удивительно спокойно подпустил нас на выстрел, потом еще ближе и еще. Мы видели, как он огромной сигарой плывет под водой. Затем вода вскипала, и на поверхность выходила голова, похожая на рубку подлодки; следом прорезал воду заплывший салом спинной плавник, и появлялись тугие, темно-коричневые на солнце бока кашалота. Ближе к хвосту кожа была в мелкой ряби и походила на гофрированную жесть после дождя. На позвоночнике, протянувшись к хвосту, торчали треугольные наросты. Он равномерно погружался, на выходе, отдуваясь, давал фонтан — до мостика доносилось свистящее «у-уф!» — и снова погружался. Мы сбавили ход и шли параллельно, чуть отставая. И вот после очередного фонтана Стас застыл, слившись с пушкой. Все затихли.

Звук выстрела напугал кашалота; он рванулся, неуклюже сгорбился, поднимая хвост, но было поздно. Мы видели, как летит гарпун, а за ним стремительно увеличивающейся спиралью тянется линь. Послышался глухой удар гарпуна. Защелкал реверсами капитан, давая задний ход, чтобы линь не намотался на винт; зашумела лебедка, понемногу стравливая линь, который теперь натянулся как струна и косо резал гладь океана, и по линю было видно, куда идет под водой кашалот.

Пахло порохом. Рваные клочья сизого дыма редели, сносимые в сторону, и таяли над водой в жарком морском воздухе.

— Трави! Слабо держать!.. Слабо держать! — кричал Стас лебедчику.

Протяжно стонали блоки. Линь бешено несся по ним, уходя в воду. Было азартно, а еще жутковато.

На баке суетились боцман с помощником гарпунера. Они заряжали в пушку «добойный», без лап, гарпун с гранатой и коротким линем. Стас, хищно замерев и прищурившись, смотрел из-под руки влево, на линь, с шуршаньем резавший воду, а там, на воде, засветлело пятно, и марсовый с бочки закричал в микрофон:

— Выходит! Выходит! Градусов двадцать слева…

И тут линь ослаб, провис и почти скрылся под водой, а на месте светло-зеленого пятна тяжело, с хрипом, вырвался кровавый фонтан, и кашалот шумно вышел, пыхтя, заворочался, непрерывно фонтаня и окрашивая все большую площадь кровью. Он кувыркался и бил хвостом по воде, со звучным шлепаньем взбивая розовую пену.

Лебедка работала вперебой, вытравливая слабину линя, как только она появлялась. Мы сближались. Кашалот слабел. Он погружался в воду, пытаясь нырнуть, но линь не давал, туго вздрагивал, и с него на палубу сыпались капли воды, кит дергался, фонтанил и вновь старался погрузиться.

Кричали чайки и кружились над китом. Животное подвели почти к борту. Линь ослабили, перестав «вирать». Кашалот успокоился, устал, не рвался в глубину — боль от крепко засевшего гарпуна держала его наверху. Он осторожно, рывками шел в десятке метров от нас и по-прежнему слева; за ним, расширяясь и розовея, тянулась кровавая полоса.

Помощник был маленького роста, а стрелять нужно было почти сверху вниз. Он бросил себе под ноги рыбине — деревянную решетку, встал на нее, как-то странно, от живота, прицелился, сморщился и нажал на крючок.

Стас давно ждал выстрела: он смотрел на кашалота, ладонями зажав уши. Звук выстрела слился с ударом гарпуна о тело кашалота, я тот судорожно взвился: линь зазвенел, а потом донесся приглушенный, как из-под земли, взрыв гранаты. Кашалот провалился хвостом в глубину, встал, как поплавок, и, провернувшись, словно осматривая все окрест, вновь выправился и замер на боку — ом был мертв. Завизжали лебедки, подтягивая его к борту, чтобы обработать и «поставить на флаг».