Ленинград-43. Сумерки богов. Врата Победы - [430]

Москва, Кремль, 20 апреля 1944 года

– Не герои! – Сталин отбросил прочитанный протокол. – Даже за свою родную землю не умеют насмерть стоять. Как вот этот: летал, воевал, кресты получал – а как жареным запахло, так сам перелетел и руки кверху. У нас даже в сорок первом такое бывало – по пальцам сосчитать. А это Европа! Воевать умеют, но в пределах возможного. А когда сверх того надо – то сразу вспомнят, что «с поражением жизнь не кончается». Хорошо, что не японцы – в камикадзе желающих нет.

Все присутствующие были посвящены в тайну «Рассвета». И знали, что такое камикадзе – которые пока еще и в Японии не появились.

– Не каждому дано, – наконец заметил Василевский, – как у Толстого было, что «наверняка» вынесет не каждый. Так и этот, геройствовал, все ж не трус, раз больше ста боевых вылетов – но когда понял, что живым не останется, то сорвался. И уже все умение, лишь бы чтобы самому уцелеть – плевать ему и на отечество, и на солдатский долг. И зачем нам такой в ВВС ГДР будет нужен?

– Расстрелять просто, – произнес Сталин, – однако же ценный ресурс, сколько будет стоить такого пилота обучить? Пусть в гражданской авиации летает, как это у немцев будет называться – «Люфтганза»? Или поля опрыскивает, или людей спасает – найдем, куда его после. А вот что нам теперь с Германией делать?

– Из числа идущих на Москву и повернувших назад шестеро сбросили бомбы над Белоруссией и Смоленщиной, – доложил Василевский. – Есть жертвы среди мирного населения, возникли очаги заражения. Что дает нам право считать факт применения химического оружия против СССР совершившимся и доказанным. Есть и свидетель, этот вот Киршгоф со всем экипажем, самолетом и нетронутым боеприпасом, и еще двенадцать пленных, кого поймали на настоящий момент. Имеем право нанести по рейху ответный удар и просить того же от союзников.

– По имеющейся информации, до Лондона ни один не долетел, все или сбиты над Ла-Маншем, или повернули назад, – заметил Берия, – но кто-то мог упасть, или так же сбросить бомбы в южной Англии. Так что британцы могут и без нас принять решение. Интересно, что над Швецией ничего – а ведь нам сообщали, что Стокгольм тоже внесен в список. Предположительно, гитлеровцы не хотят отрезать себе путь бегства.

– Заигрался Адольф, пора, наконец, прекратить, – сказал Сталин. – Есть мнение, что больше он СССР не нужен. Если Гиммлер уже почти договорился с нашими союзниками и завтра сам организует покушение. Тем более что обстановка уже позволяет. Борис Михайлович, отчего на Западе такое расхождение с той версией истории?

– Я внимательно изучил информацию по миру «Рассвета», – ответил Шапошников. – Мое мнение, все случилось, как и должно быть. И там имел место кризис немецкой обороны осенью сорок четвертого. У нас же войска второго эшелона, танковые дивизии и парашютисты, тогда спасшие вермахт от полной катастрофы, лишь пробиваются из «парижского котла». Также объяснимо и быстрое падение Антверпена – да, оборонительный рубеж сильный, но в отличие от той реальности, здесь у немцев лишь четыре пехотные дивизии были реальной силой, прочее же или ошметки, боеспособностью не более десяти-пятнадцати процентов от нормы, как корпус СС, или всякая шваль, вроде фольксштурма и насильно мобилизованных «еврорейховцев». Если коротко – то все следствие гитлеровских военных авантюр на удаленных театрах, чего не было в мире потомков. В итоге немецкие войска оказались недопустимо разбросаны, и быстро их уже не собрать. Но обстановка на Западном фронте теоретически также имеет шанс стабилизироваться.

– А можно подробнее, Борис Михайлович? – спросил Сталин. – Какие, на ваш взгляд, у немцев перспективы?

– Париж обречен, – ответил Шапошников. – По имеющимся у меня сведениям, 2-я танковая дивизия Леклерка уже вчера вечером ворвалась на его окраину. И весь корпус де Тассиньи на подходе, и пятнадцать тысяч вооруженных повстанцев внутри. Немцы упорно оборонять Париж не станут, если, конечно, Шернер в здравом уме – не сегодня, так завтра кольцо сомкнется, и будет им судьба Паулюса в Сталинграде. Единственная, на мой взгляд, стратегия, дающая хоть какой-то шанс – это немедленно и с максимальной быстротой прорываться на восток, к рубежу Седан – Верден, с переправой через Сену у Фонтенбло. Да, прямо через тылы де Тассиньи – тут французы фрицев не удержат. Но марш придется совершать днем, под ударами союзной авиации, при ее полном господстве в воздухе, да еще и при нехватке у себя транспорта и горючего. Я бы на месте Шернера решил – оставить в Париже один из корпусов, выбрав наименее мобильный и понесший наибольшие потери; жестоко, но это единственная возможность сохранить хоть часть войск, имеющих реальную боевую ценность. И по некоторым данным – уточнение ожидается, – немцы так и поступили. Если так, то предполагаю, что один из танковых корпусов и парашютистов с остатками пехоты им все же удастся вытащить, хотя потери в технике ожидаю на уровне девяноста процентов, все поврежденные машины придется бросать, ну а личному составу, оставшемуся без транспорта, спасаться по возможности. В то же время добивание союзниками группы Шернера, Седьмой и Седьмой Танковой армий дает очень хороший шанс нашему другу Роммелю уйти за Рейн – его дивизии гораздо южнее, воздействие союзной авиации на том маршруте намного меньше. Причем «преторианцы» Роммеля – танковый корпус «Тропик» (15-я и 21-я танковые дивизии), 999-я пехотная, 1-я и 4-я парашютные, уже в Германии – что, собственно, и позволяет перейти к нашему плану. Но замечу, что у союзников уже должна наступить оперативная пауза, так что при желании продолжать войну, немцы будут иметь время для организации обороны по германо-французской границе. Тем более что в нашей истории они в гораздо меньшей степени успели разоружить укрепления линии Зигфрида, ради Атлантического вала. Общий вывод – рейх еще имеет на Западе некоторые тактические перспективы. Стратегически же он уже безнадежно проиграл.