Ленинград-43. Сумерки богов. Врата Победы - [424]

– Окоротим, – сказал военный, – все будет решаться на послевоенной конференции. Может быть, и Германию, и даже Польшу удастся отжать. Фрэнки с Уинни договорились – наши требования будут отталкиваться от границы тридцать девятого года. Ну а все, что сверху, это предмет торга. В-29 с атомными бомбами, взлетающие из-под Варшавы! На месте Джо я бы капитулировал сразу.

– Сталин не идиот, – заметил толстяк, – не согласится ни за что. Да, а Швеция как в вашем плане оказалась? Что-то я не слышал ни о каких переговорах о вступлении ее в наш военный союз.

– А что, когда дойдет до атомных бомб, будет такое понятие, как нейтралитет? – удивился военный. – Как только начнется, шведская территория будет занята нашими войсками, например из Дании и Норвегии, за неделю. После чего на шведские аэродромы перелетают В-29, это будет еще удобнее, чем Польша, – по крайней мере, не надо будет бояться русских танков на взлетной полосе. Штабы на то и нужны, чтобы составлять планы. И не только против шведов – не удивлюсь, если в каком-то сейфе и на случай нападения уэллсовских марсиан что-то лежит.

– Господа, это все прекрасно, но, как я понимаю, в будущем, – сказал «аристократ», – я же хотел подвести итог по первому вопросу. То есть мы никак не можем ускорить события? В военном плане – чтобы встретить русских хотя бы на Эльбе?

– Армия делает все возможное! – развел руками военный. – Если не учитывать политический фактор. Вы говорили, есть некое лицо из германского министерства иностранных дел, имеющее выход на очень влиятельные фигуры в рейхе?

– Переговоры ведутся, но насколько мне известно, согласие пока не достигнуто. Поскольку эти фигуры требуют гарантий.

– Так дайте им эти гарантии, – сказал «ковбой», – все равно их никто не будет выполнять. Рейхсфюрер Гиммлер – фигура влиятельная, но слишком одиозная. И абсолютно не нужная нам после. И кто там еще с ним?

– Он тоже не кретин и все это понимает, – ответил «аристократ», – и единственной своей гарантией видит сохранение за собой какой-то реальной силы. Если бы не русские, то можно было бы и прийти к консенсусу – ради сбережения жизней наших парней, не требовать безоговорочной капитуляции и разоружения Германии, а лишь мир на наших условиях. Но ведь русские не остановятся, а просто разнесут там все к чертям! Мы предложили вариант капитуляции рейха и нашей номинальной оккупации – когда наш ограниченный контингент, не разоружая германские войска, всего лишь входит и занимает позиции на линии соприкосновения гуннов и русских. Ну а после все честно: плохие парни сдаются, и все, как договорились Фрэнки и Джо в Ленинграде, ведь сепаратного мира мы не заключим, а всего лишь отодвинем на восток границу нашей зоны, это ведь не запрещено?

– Так договаривайтесь скорее! – сказал военный. – Что вас не устраивает? Или рейхсфюреру хочется болтаться в русской петле?

– Технические вопросы, вроде размера нашего миротворческого контингента, – ответил «аристократ», – и главное, живой фюрер тут абсолютно неуместен. А вот с этим у наших заговорщиков трудности!

– Допустим, завтра это произойдет, – заметил военный, – и армия будет не готова? Я настаиваю, чтобы штаб получил конкретную информацию – надо ведь рассчитать, какие конкретно дивизии, по какому маршруту, до какого рубежа. Чтобы новое правительство Германии могло получить нашу помощь в самый кратчайший срок!

– Принято, будем держать вас в курсе, – кивнул «аристократ», – а вот теперь я должен сказать: кажется, у нас проблема. Я проконсультировался насчет русской сверхподлодки у очень сведущих экспертов по России, и не дай бог их предположение окажется правдой.

– Можно узнать имена этих экспертов? – спросил толстяк. – Насколько они компетентны?

– Абсолютно, – сказал «аристократ», – это Георгий Вернадский, профессор Йельского университета, сын известного русского ученого Владимира Вернадского. И русский физик, тоже эмигрант, Джордж Гамов, бывший профессор университета Джорджа Вашингтона, сейчас научный консультант Военно-морского ведомства, а еще он друг Альберта Эйнштейна и привлекался к некоторым вопросам по «Манхэттену».

– Вы хотите сказать, что у русских есть свой аналогичный проект? – вскинулся «ковбой». – Но это невозможно! У них не было для этого ни времени, ни ресурсов!

– У них нет своего «Манхэттена» как концентрированного дорогостоящего проекта, – сказал «аристократ», – у них есть большее. Система работ по атомной теме, ведущаяся еще с 1907 года. Если Гамов прав, то русские сделали свое «открытие Мейер» на несколько лет раньше и промолчали. Как в Германии, Отто Гану в марте тридцать девятого устроили разнос, как он посмел обнародовать результат! Русские же, выходит, оказались умнее. И теперь существует вероятность, что у Сталина уже есть и атомный «котел», и бомба.

– Кто? И как? – спросил толстяк с заметным интересом. – Вы хотите сказать, что какой-то русский гений сделал открытие всемирного значения, достойное Нобелевской премии, и промолчал?

– У русских нет личной интеллектуальной собственности, – сказал «аристократ», – все открытия принадлежат государству. И если какой-то безвестный гений сделал это, и ему приказали молчать, решив, что секретность важнее научного престижа – ему ничего не осталось, кроме как подчиниться. Гамов жаловался на «удушающую тяжесть несвободы», что и побудило его бежать – но в то же время он весьма высоко отзывался о талантах русских ученых, не нашедших в себе решимости для столь же смелого шага. Оказывается, для собственно открытия факта атомного распада не требуется ни сложного оборудования, ни больших финансовых затрат – лишь гений и талант экспериментатора, а этого у русских хватает. Вопреки заблуждению, большевики очень уважали технических ученых, берегли их, даже старались создавать условия для работы в самое тяжелое время их Гражданской войны. Получалось отрывочно, по отдельным направлением – но атомная физика туда попала. А после убийства Кирова, одного из русских вождей, была резко повышена секретность. Гамов утверждает, что в 1934 году открытие точно еще не было сделано, он бы знал. А вот после – весьма вероятно.