Ленинград-43 - [17]

Еще одним обстоятельством, благоприятным для немцев и совсем наоборот для янки, было то, что в носовых аппаратах были заряжены четыре парогазовые G7a, оставляющие на воде след, но гораздо более быстрые. Чтобы скрытно стрелять с большой дистанции по тихоходным транспортам, лучше подходили электрические G7e, и Шредер вовсе не был безрассудным человеком. Встретив у Фритауна конвой, он не рискнул прорывать кольцо кораблей охранения, а дал залп с предельной дистанции, с какой был шанс попасть… ну не попали, но шанс точно был! После были еще случаи — короче, на борту остались как раз те демаскирующие торпеды, которые, как положено, зарядили в аппараты — такой порядок. Зато они имели скорость сорок четыре узла против тридцати у электрических, что при стрельбе по быстроходной цели было решающим.

Заход на колонну авианосцев. Первый уже миновал угол стрельбы, зато второй вписывался хорошо. И сразу залп всеми четырьмя носовыми, время до попадания — две минуты с небольшим. А дальше азарт сыграл с капитан-лейтенантом Шредером очень злую шутку, ведь он заходил в атаку под дизелями со шнорхелем, рассудив, что при переходе на электромоторы восьмиузловый ход съест заметную долю заряда батарей, который будет очень нужен после, когда придется отрываться от преследования. Он оказался прав, в смысле, что именно благодаря этому рывку успел всё же выйти в положение для атаки — но когда уже после залпа отдал приказ перейти к полностью подводному ходу, услышал крик акустика: «Эсминец слева, пеленг двадцать, быстро приближается!» Будь на месте U-123 старая добрая «семерка», шанс спастись был бы хороший — но «девятка» слишком громоздка и неповоротлива, погружается медленнее. Впрочем, даже успей она погрузиться, спасение было под вопросом: эсминец прошел бы прямо над лодкой, сбрасывая бомбы — и если асдики этих времен часто давали ошибку на расстоянии — слишком много неизвестных параметров добавляет гидрология, — то с обнаружением лодки под килем, чтобы установить точную глубину подрыва глубинных бомб, эти приборы уже справлялись хорошо. Лишь новая лодка «тип XXI» могла бы успеть уйти в сторону и нырнуть глубоко — но Шредеру уже не придется вступить в командование одной из первых лодок этой серии, как это случилось в иной истории, судьба перевела стрелку.

Эсминец «Буш», идущий во фланговой завесе, заметил лодку почти сразу после пуска торпед. На «флетчерах», в отличие от эскортных кораблей, не было «хедасехогов» — залповых ракетных бомбометов, стреляющих вперед по носу. И потому действия командира были: курс прямо на лодку, приготовиться к бомбометанию. Но субмарина еще болталась около поверхности, когда «Буш», разогнавшийся до тридцати узлов, врезался ей в борт. О чем думал Шредер, задержавшись с погружением, или виной тому была какая-то неполадка, осталось неизвестным — спасшихся с U-123 не было. У эсминца разбит носовой отсек и вышла из строя гидроакустика, осадка «свиньей» и максимальный ход чуть за двадцать — но повреждения точно не смертельны, а до Англии не так далеко.

Конечно, эсминец одновременно с выходом в атаку доложил об обнаруженной угрозе. Поднял на мачте сигнал «атакую подлодку» и дублировал ратьером. Что должны были делать авианосцы, получив это известие? Стандартные действия, известные еще с прошлой Великой войны — это поворот, приводя предполагаемое место подлодки себе за корму, и самый полный ход. И что, каждый из авианосцев начал немедленно действовать так? Счас!

Ведь корабли шли в общем ордере. Кильватерной колонной — а слева от них, параллельным курсом, такая же колонна из «Нью-Джерси» и крейсеров. И маневрировать самостоятельно — это как минимум превращение ордера в кучу, а максимум — угроза столкновений. Потому — доклад адмиралу, который и должен оценить ситуацию и принять решение: поворот на такой-то новый курс, «все вдруг», то есть одновременно, или «последовательно», то есть сохраняя прежний ордер, по-сухопутному строй. Именно так действовал другой, американский же, адмирал у Нарвика, когда «Воронеж» изображал там немецкую лодку. Но там было время — а вот здесь его не оказалось.

Эскадра шла в радиомолчании. И командир эсминца не сумел быстро решить, стоит ли его нарушать, прибегнув к УКВ, или поступить как велено, по-уставному. Но флагман, «Нью-Джерси», шел в дальней колонне, и потому, чтобы сигнал был на нем принят, оказавшиеся по пути корабли (авианосцы), четко его отрепетовали (повторили, передали на флагман). И, подготовившись к повороту, стали ждать приказа адмирала, с указанием нового курса и порядка маневрирования. Тем более что сигнал говорил: «Обнаружил подводную лодку, угроза торпедной атаки, атакую, дистанция и пеленг». А не «атака с подводной лодки», то есть уже видны следы торпед — с авианосцев же их поначалу не видели, расстояние всё же и волна. Ошибся сигнальщик, за что был после наказан. И ситуация, в общем, ординарная — наши парни вовремя обнаружили угрозу и гоняют гуннов или джапов, которым сейчас будет не до атаки, шкуру бы свою спасти!

Именно так поняли обстановку и в рубке «Нью-Джерси». А адмирала нет — и добро бы он ушел отдыхать, своим приказом оставив ответственного: «Пока меня нет, исполнять все его приказы», — так ведь тут он, только где-то ходит, вот сейчас вернется. Ну совсем как случай у нас: подлодка К-21, лето сорок второго, у берегов Норвегии, вахтенный помощник докладывает: «Командиру просьба выйти наверх!» — «Мля, ты сам должен был приказать срочное погружение, когда немецкий самолет заходит в атаку!» А время идет, две минуты с секундами. И на немецких подлодках прицеливание ведет не глаз-алмаз командира, у каждого свой, как бывало у нас в иной реальности всю войну — а довольно точный прибор управления торпедной стрельбой. И неприятности последовали.