Ленинград-28 - [5]
До выхода на связь, оставалось еще два часа, и домик старухи казался вполне надежным убежищем. Теперь же, слушая, как ломится в дом здоровяк, Панюшин начал сомневаться в выборе. С другой стороны, все равно пришлось бы выручать коровяк.
И со старухой опять же получилось нехорошо. Старая карга и так знала гораздо больше того, что ей было разрешено непростыми обстоятельствами, да и у него не было выбора — тем более дело привычное, телу и душе вполне угодное…
Здоровяк навалился на дверь, и та подалась — проржавевшие шляпки шурупов не выдержали, разболтанная задвижка засова повисла на прогнившем дереве. Панюшин затаился у входа в спальню, выглядывая из-за пыльной шторы. Он вдыхал запах лаванды, что насквозь пропитал собой пошловатый рисунок на шторах, и в который раз подивился тому, что мир совсем не таков как раньше.
То, что мир изменился, Панюшин понял давным-давно, еще тогда, когда впервые вступил на землю обетованную, точнее загаженный перрон этого провинциального городка. И виноваты, несомненно, люди, населяющие этот неуютный, худо-бедно обжитый мирок. Отчего же ему не прогибаться, поддаваясь глупости, подлости и пошлости, раздираясь с неприятным треском половиц под ножищами незваного гостя.
Незнакомец, тем не менее, чувствовал себя как дома. Он обогнул круглый стол, даже не обратив внимания на торчащие из-под него старухины ноги, перешагнул с показным равнодушием, и замер, обозревая гостиную, обклеенную дрянными обоями, выцветшими и местами, отставшими от стен, перевел взгляд на закрытый шторами проход в спальню, и позвал тихонько:
— Панюшин, сука, выходи подлый трус…
Ответом была тягучая тишина. Ходики с кукушкой пытались заполнить ее ритмичным пристуком, но Юрию на миг показалось, что проклятая тишина стала чем-то вроде воронки на поверхности моря, черной дыры, способной затянуть в манящую глубину и мысли и чувства такого неудачника, как он.
Детина хмыкнул.
— Хорош, придуриваться, герой. Гвоздик-то небось с собой принес, злодей?
Панюшин поежился. Из-под стола торчали только ноги старой ведьмы, и гость при всем желании не мог видеть остального, значит что? А вот, что — херовы твои дела, Юрка…
Мир менялся на глазах. Пашка Бугаев с ужасом смотрел на изменения, не решаясь представить даже, что будет потом. То, что еще вчера казалось запретным, сегодня было делом привычным, вызывающее стало обыденным, а шокирующее — провинциально-скучным.
Бугаев тихо матерился, глядя на окружающий беспредел.
Мир встал на дыбы, явно собираясь завалиться на спину, прижав самого Пашку с его самобытной беспомощностью. Пашка замирал, стараясь не обосраться от страха, но все на что он был способен — выполнять текущие распоряжения, повизгивая от восторга каждый раз, когда благодатная рука начальства поглаживала загривок. Черт возьми — терпеть окружающее блядство не оставалось больше сил. Иногда Бугаев стискивал зубы, чего за ним никогда не водилось — так, например, удушив жертву, он мысленно благодарил небеса, и того, кто обитал среди белокурых облаков, за каждый новый день, пускай и похожий на все остальные. Программа работала четко — обхватить сильными руками слабую шею, надавить, подержать немного, ну и так далее… Пашка расценивал подобные задания как некий тест — способность оставаться в деле, сохраняя прежний рассудок.
Он обвел комнату взглядом. Сука-Панюшин надумал заняться собирательством. Коровяк штука прошлая, вполне благополучно подзабытая. Так нет же — нашелся говноискатель-правдолюбец, нате, вот он я.
Бугаев тихо злился каждый раз, когда очередное чмо пыталось доказать что-то себе и окружающим. Как водится за счет самих окружающих. Ну и как принимать реальность, данную в ощущениях? Тем более, что ощущать становилось с каждым разом все труднее и труднее. Да и сами ощущения вселяли не вполне ясную, но тревогу.
Ладно, хер с ними всеми. Делу время, а потехе… час вроде? Пашка почесал нос.
В школе Бугаева поначалу за глаза называли «Пашенька». Пьяный родитель не вполне удачно пошутил, подарив сыну такое имя. Пусть само по себе имя и не несло ничего обидного, но в сочетании с могучей фигурой звучало как-то обидно. Поразмыслив на досуге, Бугаев пришел к выводу, что могло быть и хуже. Назвали бы, например, Ипполитом, или еще чего лучше Поликарпом, вот это было бы действительно чересчур — Пашка не вынес бы подобного унижения. Сверстники, были того же мнения, провожая тоскливым взглядом, огромные и мозолистые Пашкины кулаки. В старших классах «Пашенька» превратился в Бугая, и именно эта кличка вспыхнула холодными стальными буквами в памяти Панюшина.
Дальше дело пошло быстрее. Память засуетилась, выбирая из темноты картинки прошлого. Пашка-Пашенька, Павел Бугаев — в заведении его иногда прозывали, опять же за глаза, разумеется «Пашка-Таракашка». Старый приятель, наместник черта на земле. Вот как…
— Чудо-юдо, злобный хер. Выходи Панюшин, выходи сукин сын.
Панюшин выскочил в гостиную, и обмер, делая вид, что не верит глазам.
— Пашка, ах ты ж штопаный гандон!
Бугай довольно заржал, широко расставил руки, словно собираясь обхватить жилистое тело Панюшина.
Аннотация:Ты слышишь это каждую ночь, когда ложишься спать. Ты слышишь это каждую ночь, когда спишь. Ты слышишь это каждую ночь, когда вскакиваешь в своей постели, прижимая одеяло к груди, пытаясь хоть как-нибудь защитить себя от этого кошмара. Это ночной ветер поет призрачную колыбельную, и луна подпевает ему серебряным голосом. Это существа, замурованные в толстых стенах дома, пытаются разговаривать с тобой. Это неведомый бог, живущий в подвале, зовет каждую ночь к себе. Вскакиваешь с постели, и некоторое время смотришь в темноту, пытаясь судорожно глотнуть, пытаясь пустить воздух в легкие, ослабевшие от крика.
Игорю везло, жизнь его протекала лениво и буднично. По крайней мере, сам он так считал. Вот и дембель из армии, обернулся крупной вечеринкой. На таком мероприятии, Игорь еще не бывал в своей жизни. И когда к вечеру первых суток, пропала связь и электричество. Он решил остаться в этом пьяном и веселом месте. Где люди лениво двигались в вечном алкогольном угаре. Вот только реальность похоже была против этого. Иначе утро следующего дня, не встретило парня так… Примечания автора: Лайки, комментарии и т. д.
Чужой мир, чужое солнце. И всё под этим солнцем грозит смертью. Маленький отряд пробирается через руины мёртвого города к Станции. Но, суждено ли, кому-то из них дойти…
Армия людей взята в осаду в крепости тысячи фонтанов. Войска народов драйтлов готовы сделать выбор. Максуд и Сандрин сделают все возможное, чтобы собрать под своими знаменами силу, которая сможет противостоять амалионам. Новые драйтлы, новые способности, вражеские Творящие, алхимисты… Это сражение обещает стать поворотной точкой в неравной борьбе за господство. Абсолютный, который рождается один на целую эпоху, ненавидит Творящих. Но только он сможет разгадать тайну семи мечей. Будет ли он сражаться рядом с Максудом или против него?
“История, в части касающейся” рассказывает об офицере Спецназа, Александре Разумовском, несущим службу в южных регионах страны. В одном из боевых выходов, он и его группа становятся свидетелями необычного явления, в результате которого, преследуемая ими банда бесследно исчезает. Через год группа получает приказ освободить заложников из рук той самой исчезнувшей банды. Необычным оказалось то, что операцию пришлось проводить в другом вероятностном мире. Это задание оказалась первым в длинной цепи фантастических приключений полковника Разумовского в разных мирах.
По легенде гвозди, которыми Христос был прикован к кресту, исчезли после его воскресения, Один стал частью короны, второй увенчал острие копья, а третий был вкован в лезвие меча (пропавшего где-то на Балканах)… Тот в чьих руках окажутся эти три предмета станет Властелином Мира. Весной 1939 года Генрих Гиммлер дарит Адольфу Гитлеру карту где указаны шесть путей, которыми должны отправится исследователи истории древних арийцев. Лишь в конце войны, на Балканах, в городе Ниш, офицер СС Генрих Канн определяет место где скрыто тайное убежище императора Константина.
Произведение о мальчишке, чей отец был сталкером в юности. Парень, конечно, желал попасть в Зону. И он туда попал..Конечно же, отец отправился за сыном. Но Зона вернула не только сына, но и необычную потерю его молодости.