Ленин. Сталин - [43]

Провал июльского восстания большевиков усугублялся для них еще и тем, что революционное руководство считало выступление в данный момент преждевременным и тщетно пыталось помешать нанесению несвоевременного удара. Тем не менее, большевики довольно быстро оправились и уже в конце июля были в состоянии провести шестой съезд партии, на который собралось втрое больше делегатов, чем в апреле, и на котором Сталин выступил с докладами о политической деятельности Центрального Комитета и о сложившемся положении, то есть сделал оба основных доклада. По всей видимости, он справился со своей задачей с замечательным мастерством, поскольку даже Троцкий, из-за ареста не принимавший участия в съезде, позднее охарактеризовал речи Сталина следующим образом: «Доклады Сталина содержали правильную оценку ситуации и точные прогнозы». Однако за этим определением следовало ограничение, хоть само по себе и небезосновательное, но становящееся понятным лишь в свете вражды, вспыхнувшей позднее между Троцким и Сталиным, ибо гласило: «Как обычно, речи Сталина недоставало внутренней структуры. Оратор утверждал, не обосновывая… Его определения не прошли через лабораторию аналитического мышления… Зачастую его аргументы были нашпигованы грубостью, особенно в конце речи, когда можно было не бояться реплики оппонента». Впрочем, насколько неуравновешенным и пристрастным мог быть Троцкий, показывает другое место в его книге о Сталине, где он иллюстрирует якобы свойственную Сталину особую склонность к выполнению «деликатных» миссий примерами, которые носят характер откровенных инсинуаций, а ниже все же констатирует, что «во время переговоров с противником Сталин никогда не втирал ему очки»! В будущем историкам явно будет нелегко разобраться в этих и других противоречиях, в особенности тогда, когда некому станет делиться собственными воспоминаниями о Сталине.

Тем временем в событиях в Петрограде все больше прослеживалась тенденция к вооруженному восстанию. Однако относительно формы, а прежде всего момента, подобного вооруженному восстанию в июле-августе 1917 года, среди исполнителей главных ролей на политической сцене никоим образом не наблюдалось единства. Теоретики партии Бухарин и Преображенский считали, что Россия созреет для социалистического преобразования своего общественного строя лишь тогда, когда революция добьется успеха также и в Европе. В отличие от них Троцкий придерживался мнения, которое тогда разделял и Сталин, что Россия должна приступать к социалистической революции, не ожидая развития событий в Европе.

Провал предпринятого в конце августа 1917 года генералом Корниловым контрреволюционного путча, в подавлении которого большевики принимали участие плечом к плечу с меньшевиками, социал-революционерами и войсками правительства Керенского, придал большевикам новый стимул в их стремлении к власти. При этом они ловко и целенаправленно использовали зажигательные лозунги о немедленном окончании войны и наделении крестьян землей, чем сумели обеспечить себе поддержку народа. Примитивная и оттого всем понятная манера выражаться, которую использовал Сталин в своих обращениях к народу, оказалась наиболее эффективным средством воздействия на настроения тех масс, с чьей помощью большевики в конце концов пришли к власти. Кроме того, удержать власть им удалось также лишь благодаря фанатичной целеустремленности бесконечно малого меньшинства населения России.

В середине сентября 1917 года Ленин наконец пришел к решению начать вооруженное восстание. Находясь в своем убежище в Финляндии, он через Сталина обратился к Центральному Комитету партии с письменным требованием о проведении всех необходимых приготовлений. Несмотря на разногласия относительно тактики поведения и времени проведения акции, царившие среди членов Центрального Комитета до последнего момента, успех не заставил себя ждать, и этим участники благодарны не в последнюю очередь тому, что организаторы сумели перед лицом готовящейся контрреволюционной агрессии искусно создать видимость якобы наступательного характера своих приготовлений.

Окончательное решение о начале вооруженного восстания было принято Центральным Комитетом 23 октября 1917 года, после того как Ленин за два дня до этого вернулся из своего убежища в Финляндии в Петроград, чтобы лично принять участие в событиях. Из двенадцати членов Центрального Комитета десять проголосовали за восстание, в том числе Сталин, и двое против (Каменев и Зиновьев). 7 ноября большевики были в Петрограде хозяевами. По старому, еще действовавшему в России юлианскому календарю это было 25 октября — поэтому свой приход к власти большевики назвали Октябрьской революцией, хотя по григорианскому календарю, который вступил в силу в России 1 февраля 1918 года, он произошел 7 ноября. Вследствие этого праздник Октябрьской революции в Советском Союзе торжественно отмечается 7 ноября.

В истории октябрьского восстания, пока она еще не была подвергнута фальсификации по указанию Сталина и не приняла благоприятный для него вид, напрасно было бы искать его имя среди главных действующих лиц. Возможно, это могут объяснить слова Троцкого, согласно которым участие Сталина всегда «было тем меньше, чем выше поднимались волны событий». Фактом является то, что именно в эти дни Сталин держался в тени дольше, чем обычно, и не появлялся на публике. Однако это не помешало официальным историографам позднее приписать ему решающую роль в подготовке, осуществлении и проведении вооруженного восстания, а также во взятии власти большевиками. Однако даже Троцкий, при всей его предвзятости по отношению к Сталину, не идет настолько далеко, чтобы обвинить его в трусости. «Он не был трусом, — пишет Троцкий, — он просто не хотел заниматься политикой… Он только хотел выждать, как восстание будет развиваться дальше, прежде чем высказать окончательное мнение». Как бы то ни было, фактом является то, что в статьях, которые Сталин в тот период публиковал в большевистской прессе, он не проявлял никакой сдержанности, демонстрируя бойкость пера и такой подъем, который не оставлял массы равнодушными. Поэтому Троцкий в своих наблюдениях касательно положения в России к концу 1917 года не может не дать Сталину следующей оценки: «За это время он стал признанным членом генерального штаба партии. Он перестал быть Кобой. Он окончательно стал Сталиным!»