Ленин. «Сим победиши» - [98]

Всего для выступлений, по отчетам ЦК, записалось еще 23 делегата. Однако прения были прекращены. После этого для заключения по обсуждению политического отчета ЦК РКП(б) дали слово Владимиру Ильичу.

При всей критике, которая прозвучала на съезде, сказал Ленин, «ни одного серьезного возражения не было сказано против того, что нужно было перейти к новой экономической политике». Каждому ясно, что «мы должны были считаться с крестьянством, как с массой... Всякий разумный рабочий понимает, что это необходимо для пролетарской диктатуры, только т. Шляпников может шутить и издеваться над этим».

Да, история сложилась совсем не так, как это рисовалось прежде, «и никакой Маркс и никакие марксисты не могли это предвидеть. И не нужно смотреть назад... Ведь никто не мог предвидеть того, что пролетариат достигнет власти в стране из наименее развитых и попытается сначала организовать крупное производство и распределение для крестьян, а потом, когда по условиям культурным, не осилит этой задачи, привлечет к делу капитализм».

Когда Преображенский говорит, что «госкапитализм есть капитализм и только так понимать можно и должно», то «я утверждаю, что это есть схоластика». Он «подходит ко всему с тем, что составляет его сильную сторону: он теоретик, устремленный на определенные рамки, привычные и обычные...». Историческая обстановка породила необычную новую реальность, и «государственный капитализм у нас теперь не тот, о котором писали немцы. Это — капитализм, допущенный нами». И если он «уродлив и плох, мы можем это исправить, потому что власть у нас в руках и нам бояться нечего...».

«Если плохо допустили, — продолжает Ленин, — виноваты мы, нечего валить на другого! Надо учиться, добиваться того, чтобы государственный капитализм в пролетарском государстве не мог и не смел выходить из рамок и условий, определенных ему пролетариатом... Если крестьянину необходима свободная торговля в современных условиях и в известных пределах, то мы должны ее дать, но это не значит, что мы позволим торговать сивухой. За это мы будем карать»219.

Подобный подход Ленин проецирует и на сферу политическую. «Капитализм мы допускаем, но в тех пределах, которые необходимы крестьянству. Это нужно! Без этого крестьянин жить и хозяйствовать не может. А без эсеровской и меньшевистской пропаганды он, русский крестьянин, мы утверждаем, жить может. А кто утверждает обратное, то тому мы говорим, что лучше мы все погибнем до одного, но тебе не уступим!»

«Вот в чем политический лозунг дня, а не в споре о том, как понимали немецкие профессора государственный капитализм...» И вот почему предложение Преображенского «учинить общую дискуссию» в партии по вопросу о госкапитализме — «это была бы самая непроизводительная и неправильная трата времени»220.

Другое предложение Преображенского — создании Экономбюро. Вроде бы хорошая схема: «политики» сидят в Политбюро, «орговики» — в Оргбюро, а умные «профессионалы» решают в Экономбюро хозяйственные проблемы. «Но гладко это только на бумаге, — говорит Ленин, — а в жизни смехотворно! Я решительно не понимаю, как мог человек, у которого есть чутье к живой политике... настаивать на таком предложении!»

Предложение о создании Экономбюро — вопрос политический. «Ведь только что все говорили и все согласились, и получилось полное единогласие... что аппараты партийный и советский следует размежевать». Но совершенно очевидно, что если принять схему Преображенского и создать Экономбюро так, как он его понимает, то «тогда все, что мы говорили о разделении партийной и советской работы, пойдет насмарку».

Это лишний раз убеждает в том, что «нельзя точно разграничить, какой вопрос политический и какой организационный. Любой политический вопрос может быть организационным, и наоборот. ...Нельзя механически отделить политическое от организационного. Политика ведется через людей...». И когда Косиор критикует практику распределения ЦК партработников, то допущенные ошибки надо устранять, но при этом помнить: «Если у ЦК отнимается право распоряжаться распределением людей, то он не сможет направлять политику». А в хозяйственных вопросах тем более «отделять организационные вопросы от политики нельзя. Политика — это концентрированная экономика»221.

Той же схоластикой веет и от утверждения Преображенского о том, что наша политика в вузах противоречит программе партии. Да, в программе написано, что комячейки и рабфаки наша опора. Но и те и другие «делают ошибки и мы должны их исправлять, это — азбучная истина. Как тут поправить, я не знаю... Но знаю, что пересол у нас имеется в смысле линии рабфаков и комячеек против профессоров». И когда ЦК увидел, что «тут был пересол... тогда является Преображенский, вынимает программу и говорит: никаких политических уступок... Это — нарушение программы».

Что же такое с ним происходит? «Это делается оттого, что читается буква за буквой и строчка за строчкой, а на дальнейшее человек глядеть не хочет. Выдернул цитату... Если так начать управлять партией, то это приведет нас, наверное, к гибели»222.

Для характеристики своих оппонентов Ленину приходится не только анализировать их политические воззрения, но и в какой-то мере вторгаться в сферу психологии. Существует определенный тип людей, говорит Владимир Ильич, «которые любят проявлять свою натуру; это стремление законно, если у человека богато одаренная натура и он хочет ее проявлять. Дай бог всякому». Но когда речь идет о политике, «ЦК должен смотреть за тем, чтобы натура проявлялась с пользой»