Лень - [3]
А на практический женский взгляд существуют всего три вида «охранного» труда: бессмысленная деятельность, осмысленная бездеятельность и бессмысленная бездеятельность.
Осмысленная бездеятельность — это удел вахтерской службы на «объектах», с территории которых можно хоть что-то вынести (для охранника-лентяя существует три главных профессиональных термина: «объект», «проникновение» и «вынос»). Вахта — какой-никакой заслон, так что тут свой хлеб охранники, безусловно, оправдывают...
А волоперы в супермаркетах, воля ваша, занимаются бессмысленной деятельностью. Особенно в дорогих. Дело в том, что в мире существует несколько совершенно волшебных закономерностей. Например, во все времена и во всех странах, с неизменностью природного закона, покупатели уворовывают из магазинов самообслуживания четыре процента товаров. Больше — бывает, меньше — нет. Ирина Артемьева, популярный тренер групп личностного роста, известный психолог, рассказывала мне, как ее приглашали в элегантный продуктовый супермаркет провести психологический тренинг для охраны. Зачем? «Хозяин пригласил меня, — рассказывает Ирина Вячеславовна, — и говорит: помогите мне, г-жа Артемьева, у нас в супермаркете стали часты случаи воровства. Пропадает уже четыре процента товаров! Я ему пыталась доказать, что эти четыре процента будут пропадать по-любому — не поверил. Научите, твердит, мою охрану отличать порядочных людей от непорядочных. Что ж, любой каприз за ваши деньги! Начали у него ребята за покупателями ходить, в глаза им заглядывать, в затылок дышать. Начали задумываться, а охранникам думать вредно. Они от этого портятся».
Вот этот случай — блестящий образец бессмысленной, но целенаправленной деятельности.
И, наконец, венец волоперского труда — бессмысленная бездеятельность. Это, например, охрана многочисленнейших бумажных контор и гламурных офисов, на вахтах которых охранники в черных пиджачных парах сутками сходят с ума от скуки. Ни выноса им, ни проникновения.
III.
И все-таки в прекрасном ничегонеделании вахтера-охранника есть и что-то хорошее, важное. В нем есть социальная поэзия — поскольку всякая праздность поэтична.
Вспоминается год 93-й. Несколько первых коммерческих киосков на площади возле метро «Улица 1905 года». Подъезжает богатей со свитой. Что для нас сейчас богатый автомобиль с охраной? Привычная картина. Проносится молнией какой-нибудь великий человек, а за ним с неотвратимостью грома тарахтит охрана в лакированном ящике на колесах. А тогда... Приехал скоробогач на вишневой «девятке», а охрана следовала сзади на мотоцикле с коляской.
И что-то там богатей с продавцом не поделили (продавец коммерческого киоска образца 93 года — чуть ли не ровня денежному человеку)! И тотчас за нарушителем начал бегать пьяненький охранник в штатском костюме и армейской фуражке. И бегает, хохочет, будто кто его щекочет, и кричит: «Эй, мужик! Я свистну, быки приедут! Эй, мужик! Я свистнул, быки уже едут!»
Наконец, скоробогач остановился: «Ну и что они мне сделают?». А охранник подумал-подумал, и отвечал: «Да ничего. Потому что я не свистнул!»
Я вспоминала этого дышащего поэзией охранника, когда попал мне в руки поэтичный журнал «Записей распорядка дежурств». Обычный журнал, в обычном ЧОПе. И записи обыкновенные: «Ушел в день»; и «Ушел в ночь», «За ночь НИЧЕГО не произошло».
У волоперов есть свой профессиональный праздник — День вневедомственной охраны. Он приходится на 11 февраля и празднуется с 92 года (в честь утверждения закона «О частной охранной и детективной деятельности»). Имеются, конечно, уже и свои праздничные ритуалы, и корпоративные традиции. Например, во многих трудовых коллективах охранники начинают праздник с тоста: «Чтобы никогда и ничего!»
Представляете, перед нами мечта пяти миллионов русских мужчин: чтобы НИКОГДА и НИЧЕГО.
А ведь исполнится.
Имитация лени
Русский человек может быть трудолюбив, но никогда в этом не признается
Моя коллега вернулась из Афин в состоянии тихого бешенства. После нескольких дней препирательств с греческими организаторами Европейского социального форума, она добилась, наконец, поставленных целей, но чего это стоило! Пришлось целыми днями сидеть в офисе, по три или четыре раза повторяя одни и те же разговоры и выявляя неизменное нарушение договоренностей.
«Знаешь, в чем разница между ними и нами? — спрашивала она меня, захлебываясь рассказывая о неэффективности афинского центра. — Греки, как и мы, православные, поэтому они обязательно все перепутают, все, что могут, сломают, испортят, сделают не так, как надо. Но в отличие от нас, они считают себя западными людьми, потому никогда в своих ошибках не признаются и ничего не исправят».
Здесь ключевое понятие, конечно, «признаться». У нас в итоге выходит очень даже неплохо, но обязательно после того, как что-то сперва забыли и поломали. Однако, с другой стороны, откуда такая уверенность в собственной изначальной неэффективности?
Представление о том, что мы работаем плохо, что «мы беспечны, мы ленивы, все у нас из рук валится» сидит глубоко в русской культуре, и, как ни удивительно, не оспаривается даже самыми отчаянными патриотами. Напротив, западный человек, согласно нашим понятиям, трудолюбив, надежен и эффективен. Что, действительно, соответствует его представлениям о себе. Француз может подолгу говорить, как он четко и добросовестно выполнил свое дело — travail bien fait. Наоборот, русский, справившись со своей работой, никогда не будет хвастаться этим. Кроме того случая, когда для успеха надо было проявить смекалку, что-то сделать не по правилам, по собственной инициативе. Зато он будет взахлеб рассказывать про каких-нибудь идиотов, которые все запороли, наворотили невесть чего. А потом за ними непременно пришлось все переделывать. И что удивительно: переделка-то оказалась вполне успешной!
