Лень - [13]

Швайнехунд лежит на горе наших дел и интересов, как собака на сене — видимо, она приходится ей ближайшей родней. Если сено не ворошить, она спит с прихрапом и свинским хрюкотанием. При попытке же начать делать что-то из означенной кучи швайнехунд просыпается и начинает злобно рычать.

Кроме того, швайнехунд мстителен и грязен — а поэтому вполне способен справить нужду прямо там, где лежит. Откровенно говоря, он все время так делает — ну так встать ему лень, он же швайнехунд.

О важности швайнехунда для внутреннего мира немца можно говорить долго. Вкратце: нутряная свинопсица, по мнению немцев, не «просто лень», а символ всего «мешающего», «низменного». В наше политкорректное время на швайнехунда списывают даже расизм и прочую нетолерантность — например, на том самом боннском памятнике написано, что швайнехунд вызывает подобные чувства в человеке и обществе. Это, конечно, клевета, ибо данное животное чем-чем, а расизмом не страдает уж точно. Скорее, в этой надписи проявляется извечная немецкая склонность валить абсолютно все грехи именно на швайнехунда.

Да, о позитивчике. Он есть. Противоположностью швайнехунду является Немецкая Воля aka Категорический Императив, тот сияющий клинок золингенской ковки, которым Истинный Немец может и должен den inneren Schweinehund überwinden — преодолеть свои низменные инстинкты и стать на путь служения Немецкой Истине, состоящей, как известно, в Труде и Дисциплине, то есть двух величайших противоположностях лени. И если бы у немцев был некий национальный немецкий символ или эмблемат, открывающий самую суть духа тевтонического, на нем, вне всякого сомнения, должен был бы быть изображен конный и оружный Иммануил Кант в парике с буклями, пронзающий хорошо заточенным императивом поверженного швайнехунда, прям самое свинячее его поражая рыло! — но русские тут, как всегда, некстати подгадили со своим Святым Георгием...

Впрочем, это мы отвлеклись. Теперь поговорим о пропорциях свиного и собачьего.

Выше мы сказали, что лень — это неприятие. Покопавшись в этом чувстве, мы видим, что оно из двух компонентов: «тяжело» и «противно». За тяжесть отвечает жирная, поросячья часть швайнехунда, за отвращение — кусючая, собачья.

Если швайнехунд больше похож не на собаку, а на свинью, и притом крупный, то человека одерживает совершенно определенного свойства лень. В славянской традиции она называется «отеть». Отеть — это когда лениво подняться, лениво двигаться, и все кажется неподъемно тяжелым и одновременно рыхлым, как бы оседающим в руках. Мир вокруг одержимого отетью как бы наливается свинцом — причем дурным, темным, не имеющим цены и блеска.

Отеть обычно приводит к ожирению, причем самого скверного свойства, когда человек становится свинообразен в самом буквальном смысле: пузо не торчит, а уныло свисает, щеки не блестят румянцем, а бледны и унылы, разваливая своей тяжестью уголки губ в кислую гримасу. Правда, в том случае, если отеть совмещается с умом и добрыми душевными качествами — а такое бывает — эти черты, сами по себе малоприглядные, могут быть отмечены печатью своего рода печальной красоты, подобной красоте неубранной в срок нивы. Обломов, классический носитель отети, производил, судя по гончаровскому описанию, именно такое впечатление на ближних.

Характерной чертой отети является полное нежелание заботиться о себе и ближних, вплоть до ситуаций смертельной опасности. Даже если дом горит, отеть может навалиться своей свинской тушей и не дать спастись — и уж тем более, когда подходят сроки закладной или на груди обнаруживается нехорошая припухлость. Опять-таки, тот же Илья Ильич упускает Ольгу не из-за «нерешительности», а все по той же отети, задавившей его целиком и полностью.

Но это свинское. А лень бывает еще и собачья.

Швайнехунд сучий — это существо умное, изобретательное и невероятно вредное. Именно оно отвечает за особый вариант лени, которую можно назвать ленью деятельной.

Всякий человек попадал в ситуацию, когда ему позарез нужно сделать что-то очень-очень нужное и срочное, и вдруг на него нападает непонятное ему самому состояние. А именно — он вдруг начинает делать все что угодно, кроме того, что нужно. Он в охотку берется за дела, за которые он раньше брался только с большого перепугу, проявляет живейший интерес к тому, чего век бы не видел, делает то, чего не делал годами. В ситуации страшнейшего цейтнота человек вдруг бросается к раковине с грязной посудой, копившейся там неделю, и начинает ее люто, бешено мыть, поскольку внезапно прозревает, что срач в раковине нетерпим. Или находит в пыльном углу завалившийся туда учебник по матанализу — и минут двадцать тупо перелистывает страницы, не в силах оторваться от непонятных, но чем-то притягательных теорем Коши-Буняковского. Некоторые даже хватаются за запыленные гантели, подаренные отцом и годами лежавшие без движения — и начинают отчаянно срывать себе мышцы, размахивая тяжелыми штукенциями. Короче, делать все что угодно — лишь бы не то, что требуется.

Это бесится собачья часть свинопсицы. Такое нападает на нее, когда ей кажется, что из-под самого ее пуза тянут клок сена. Сено это ей нафиг не нужно, но посягательство на ее собственность она считает оскорблением. И вцепляется в это самое сено зубами, страшно рыча. Если продолжать попытки вытащить из-под нее нужное, она начинает тянуть на себя. Чем сильнее тянешь ты, тем сильнее упирается швайнехунд. Если вдруг удается вырвать из слюнявой пасти нужное, тварь начинает кусаться. Душа человеческая, соответственно, мечется, пытаясь подобраться к делу то с одной, то с другой стороны — отсюда и хватание за разные занятия. Кстати, иногда это помогает — если швайнехунд все-таки достаточно свиновиден и не очень поворотлив: в какой-то момент он выпускает из зубов добычу, потому что устает вертеться. Внешне это выражается в том, что, помаявшись дурью, человек все-таки «берет себя в руки», садится и начинает работать. Но если свиного в свинопсе мало, то есть он вертляв и злобен, дело плохо: ты отсюда, а он р-р-р, ты сюда, а он цап. «Ну что ты будешь делать».