Лемминг Белого Склона - [63]

— А чем же ваш Гримкель Баранье Клеймо лучше любого из конунгов? Или его прозвали Полутроллем за красивые разноцветные глаза?

— А что — Гримкель?! — вскипел Фрости. — Вот, погляди на того бычка с прядью на голове! — показал на Хродгара, который обгрызал мясо с жареной козьей ноги. — Спроси у него, как поживает Гримкель у себя в усадьбе, он многое тебе расскажет! А, Хродгар?

Хродгар промычал что-то ругательное.

— Вот так-то! — назидательно вскинул палец Фрости. — Горжусь моим земляком! Это я подарил ему оберег из медвежьего клыка. Он берёг меня во всех битвах и пьянках. Смотри, не снимай!

Хродгар кивнул. Наверное, не хотел погибнуть в жестокой и беспощадной северной пьянке.

— Ну хорошо, — продолжал Орм, — сын отомстил за отца, и ты сложишь об этом сказание, а я первый дам тебе за него десять червонных гульденов. Но вот скажи: разве одного отца погубил Гримкель? Что твои земляки столько ждали, пока щенок покажет себя волком? И не они ли, твои земляки, сами утвердили его дроттингом всего острова?

— К чему это ты? — нахмурился Фрости.

— К тому, — расплылся в ухмылке от уха до уха племянник ярла, — что бонды — воистину глупы. Глупы и слабы. Всегда выбирают себе троллей в господа, а потом плачут. Овцам нужен сильный пастух, чтобы защищать от волков. И от слишком злобных баранов.

— Мало правды в твоих словах, — возразил Хаген неожиданно, — кажется, редко такие чудовища, как этот Гримкель, избираются на тинге. Чаще выбирают людей надёжных, таких, как Борк, альдерман в Эльденбю. Коль я солгал в силу скудоумия, — спешно добавил юноша, — пусть меня поправят разумные мужи.

Разумные мужи не поправили. Зато Рагнвальд Жестокий, побратим Орма, плюнул под ноги — то ли себе, то ли Хагену, а скорее — Фрости:

— Так что же эти бонды не смогли обуздать чудовище? Что же ты, Фрости, не вызвал его на поединок, не отомстил за земляков? Или ты — Сказитель, и это не твоё дело?

Тут все разом замолчали, и жуткая тишина заполонила бьёрсаль. Это был вызов. И все смотрели на побледневшего Фрости. Сказитель же медленно убрал руку с рукояти ножа, откинулся на скамье, неспешно хлебнул пива и криво усмехнулся в глаза Жестокому:

— Рановато я отбыл с Тангбранда, а то, конечно, позвал бы Гримкеля на хольмганг. Но, видишь ли, друг мой Рагнвальд, мне пришлось покинуть родные края, потому что я убил человека по имени Гаутрек Дерьмо. Не подумай только, что мне доставило радость пачкаться в нечистотах — просто Гаутрек, который вполне заслужил прозвище, зарубил моего отца. Мой батюшка Фрости Моёвка был не таким человеком, за которого можно было не мстить. Понимаешь?

— Не держи зла на моего друга, Фрости Фростарсон, — мирным тоном сказал Орм, — он не знал об этом случае. Всяко, тут никто не ставит под сомнение твою доблесть.

— А я готов развеять любые сомнения, — заверил Фрости.

Тогда народ начал расходиться. Тут Мар Дюггварсон бросил Хагену:

— Поди-ка сюда, щенок!

Щенок послушно подошёл. Был бы хвостик — завилял бы. Торкель двинулся было следом — мало ли что, но Хаген жестом остановил его: спокойно, мы — старые друзья, поди, мол, погуляй. Торкель молча кивнул и вышел.

— Твоё лицо кажется мне знакомым, — прищурился Мар.

— Нетрудно сказать отчего, — Хаген убрал со лба волосы, — видишь этот шрам над бровью? Кто из твоих людей оставил его? Впрочем, нет — это был твой сапог.

Мар нахмурился:

— Память моя не стала яснее. Может, освежишь? Где мы встречались?

— На борту твоей снеки. Прошлым летом. Я прыгнул в воду с «Курочки», твои люди меня выловили и немного поучили, как годится.

Лицо Мара вытянулось ещё сильнее и стало похоже на толстую сосульку.

— Так ты тот самый неудачливый тюлень? Это ты грозил Ингмару Хювборгу предсмертным проклятием? Ты изменился, хотя и не выглядишь мёртвым.

— Да как-то не повезло умереть, — пожал плечами Хаген.

— А как сюда занесло? Был рабом, а стал волчонком?

— Меня вытащил Арнульф сэконунг. Отныне я его человек! — гордо сказал Хаген.

— Тогда мне нет удачи тебя убивать, — покачал головой озадаченный Мар. — Ну, садись, коли не боишься, выпьем ещё по чарке! Расскажешь нам, как вещие духи свели тебя с Арнульфом.

Хаген не хотел пить, но и отказывать постеснялся. Кроме того, у него вдруг возникло дело к этому человеку. Представившись как подобает, Хаген потешил Мара и его людей рассказом о своих злоключениях на Эрсее. Мар отсчитал ему полмарки медью:

— Это тебе вергельд за побои. Дал бы больше, так удача меня оставила. Сам на мели.

— А что, герре Мар, — наивно спросил Хаген, — этим летом ты не грабил в Стораде?

Дюггварсон лишь досадливо поморщился, словно болели зубы, и махнул рукой.

— А что Атли Ястреб? — полюбопытствовал Хаген. — Он теперь тоже здесь?

— Ха! — гневно воскликнул Мар. — Да будь здесь этот навозный петушара, я бы забил ему в задницу кол до самой макушки. Хорошо устроился, выблядок куриный, снова повезёт на Эрсей добычу на осенние торги…

— Так вы с ним теперь враги? — округлил глаза юноша.

Выяснилось, что — да, враги. Дело в том, что Мару понравилась Ингрид, ранее бывшая супругой Буссе Козла, а после ставшая наложницей Атли. Хаген не понимал, что волки моря нашли в этой седеющей клуше, но, разумеется, уточнять не стал. Ему было любопытнее другое: Мар соблазнил Ингрид и поклялся взять её в жёны, Атли узнал и дал согласие, однако ночью перебил почти всех людей Мара. Сам сын Дюггви с горсткой верных соратников чудом ушёл. Хотел было вернуться за Ингрид, но Атли той же ночью казнил её так зверски, что даже Мар, бывалый и жестокий викинг, не мог об этом спокойно говорить. Да Хаген и не выспрашивал. Сделав над собой усилие и пригубив ещё глоток пива, он вымолвил, сколь мог почтительно: