Лекции по общему государственному праву - [48]

Тэкэр указывает как на средство борьбы на самозащиту; она играла громадную роль в первоначальных стадиях жизни человечества даже при существовании государства; она играет большую роль и теперь даже в культурных государствах. Значение судебной и полицейской охраны вовсе не так велико, как обыкновенно думают. Тэкэр полагает, что защиту от сякого рода посягательства можно организовать гораздо лучше помимо государства, а именно путем образования союзов самосохранения, вроде современных страховых обществ, которые будут гарантировать от нападения и защищать. В этом направлении он идет весьма далеко, допуская, что такие союзы самозащиты личности могут употреблять самые крайние средства, не останавливаясь перед смертной казнью и даже пытками.

Прудон иначе представляет себе защиту от преступлений. Он указывает, что в распоряжении свободных обществ против нарушителей права будет находиться самое сильное средство, когда-либо употреблявшееся — исключение нарушителей права из свободно-договорного общества. Раз известное лицо, принятое в общество на известных условиях, нарушает их, то оно тем самым расторгает свободно заключенный договор и поэтому исключается из общества. Но так как все люди должны составлять договорное общежитие, то исключение из общества, как верно замечает Еллинек, будет самым страшным наказанием: оно будет равносильно извержению из среды человечества. С этой точки зрения получает глубокий смысл кажущаяся на первый взгляд странной криминалистическая теория, что наказание есть та цена, которой человек покупает свое сохранение в обществе. И, действительно, Прудон весьма ярко изображает положение отдельного человека по отношению к договорному обществу; последнее говорит ему: "Ты можешь признать или отвергнуть договор — ты свободен. Но, знай, — что если ты отвергнешь или нарушишь его, ты будешь в обществе дикарей, ты отречешься от человеческого рода. Ничто тебя не охранит, каждый встретившийся может убить тебя, и ответить за это лишь как за ненужную жестокость с диким зверем".

Таким образом, те элементы современного государственного строя, протест против которых лежит в основе анархических учений, — принуждение и наказание, — оказываются необходимыми и в безгосударственном обществе, и если там принуждение получает вид свирепого самоуправства частных лиц и союзов, а все виды наказания сводятся к одному — извержению из человеческого общества, то индивидуальная свобода едва ли может выиграть от такой перемены.

В анархизме, однако, несомненно, есть пункты еще более слабые, чем те, на которые мы указали. Анархизм, прежде всего, не считается с психическими основами власти: он упускает из виду, что, несмотря на идущий вперед процесс рационализации государственной власти, в душе человека существуют в настоящее время такие инстинкты, чувства и привычки, которые лежат вне целесообразной рассудочной деятельности и на которых основывается власть.

Государство — вовсе не единственная форма власти в современном обществе. Наряду с государством в обществе возникает целый ряд других конкурирующих с ним властей отчасти личного, отчасти общественного характера, например, власть, основанная на экономических отношениях, власть, вытекающая из личного обаяния, и т. д. Государство по отношению к этим формам власти играет в той или иной мере роль сдерживающую, умеряющую; оно ослабляет личную власть человека над человеком и власть общественных союзов над их членами. Власть родственная, власть экономическая, власть религиозная и иные виды личного и общественного господства были бы гораздо сильнее, если бы государство не ограничивало их.

Если бы государство исчезло, то это еще не значит, что исчезли бы и те психологические основы, на которых зиждется власть вообще. С уничтожением государственной власти формы власти, основанные на различных видах личной и общественной зависимости, захватили бы очищенное ею поле и, в частности, страшно усилилась бы экономическая власть человека над человеком.

Это подтверждается сравнением различных исторических эпох. Правда, мы не можем наблюдать в истории такой эпохи, когда в течение более или менее продолжительного времени не было бы совсем государства, но можно указать исторические периоды, когда государственная власть чрезвычайно ослабевала и сводилась почти к минимуму, а в известных частях территории и вовсе не существовала. Такова эпоха Средних веков. Мы видим, что такое ослабление государства совсем не приводило к свободе или равенству, напротив, — усиливались разнообразные виды личной и общественной зависимости, которые заступали место государства. Известные формы личного господства — экономические и правовые — иногда возникали помимо воли государственной власти и отчасти именно в силу ее слабости. Так, феодализм первоначально не носил государственного характера; это была частная власть поземельного владельца, развивавшаяся даже вопреки усилиям тогдашней центральной власти.

Если бы представить себе упраздненным учреждение, которое называется государством, то история его возникновения, вероятно, повторилась бы.