Лекции по общему государственному праву - [47]

Критика государства и связанного с ним принуждения поэтому всегда находит глубокий отзвук в человеческой душе. Но анархизм не может состоять из одной критики; он должен давать и часть положительную. Отрицая государство, он должен указать те основания, на которых должно устроиться человечество без государства, и вот эта положительная сторона анархизма и обнаруживает его несостоятельность.

Писатели анархического направления не дают полной схемы того будущего устройства, которое должно заменить государство и большей частью ограничиваются самыми общими положениями, не поясняя подробно, как же будет существовать общежитие без государственной власти. Слабее всего в этом отношении анархизм коммунистический. В сущности весь коммунистический анархизм построен на непримиримом внутреннем противоречии: с одной стороны, он отрицает государство — с другой стороны, требует, чтобы индивидуальная собственность была заменена общественной, не объясняя, каким образом общественная собственность может существовать без принудительной охраны. В самом деле, представим себе, что в безгосударственном обществе какой-нибудь человек огородит известное место и объявит его своей неприкосновенной собственностью. Как к этому должно отнестись общество, должно ли уничтожить образующееся частное владение или оставить владельца в покое. С точки зрения коммунистического анархизма, нужно уничтожить частное владение, но какая же власть будет это делать, если власти в обществе не будет?

Маккей в беллетрическом произведении, имеющем характер апологии индивидуалистического анархизма, вскрывает внутренние противоречия коммунистического анархизма в форме рассказа о сходке анархистов в Лондоне. Анархист-коммунист Отто Трупп развивает свои идеи. С ним спорит анархист-индивидуалист, и вот в конце спора он предлагает последний вопрос: "Скажи: — в том обществе, которое вы называете свободным коммунизмом, будут ли препятствовать кому-либо взять в свое полное пользование участок земли, обрабатывать его, пользоваться продуктом труда своих рук и обменивать его?" Анархист-коммунист смущается. — "Ты рассуждаешь, как человек современный, — говорит он. — В будущем обществе, где будут жить люди совершенно иного склада, конечно, никому не придет в голову захватывать что-либо в свое частное обладание". Но первый настаивает: "Мы были с тобою честны в спорах — будем же и теперь. Ты знаешь, что твой ответ простая отговорка. Ответь прямо". После некоторого колебания коммунист говорит, что если кто-нибудь завладеет никем не занятым участком, нет никакого основания, чтобы кто-нибудь имел право препятствовать владеть и отнимать участок у владельца. И тогда первый говорит: "Теперь я понял. Вот твой коммунизм: ты признал право на полный продукт труда и право на частную собственность. С этого только момента ты стал настоящим анархистом. Я доказал то, что хотел доказать: между индивидуальной свободой и коммунизмом, между социализмом и анархизмом лежит непроходимая пропасть".

Что касается анархистов-индивидуалистов, которые не отрицают частной собственности, то они более логичны, и не все возражения, выдвигаемые против них, можно признать удачными. Так, например, известный немецкий юрист Штаммлер в виде главного аргумента указывает на то обстоятельство, что раз человеческое общество будет основано на свободном договоре, то членами этого общества не могут быть личности недееспособные, не могущие заключить договор. Штаммлер имеет здесь в виду, главным образом, малолетних и душевнобольных. На первый взгляд этот аргумент кажется сильным; в самом деле, анархисты отрицают принуждение, но, несомненно, что по отношению к личностям указанной категории принуждение необходимо. Тем не менее возражение это практически весьма мало убедительно. Дети и сумасшедшие существовали и будут существовать всегда; они были и в догосударственный период жизни человечества и обходились без государственной власти. Конечно, по отношению к ним принуждение необходимо, но они подчиняются естественным образом личной принудительной власти: дети — естественной власти родителей, сумасшедшие — власти родственников и врачей. Конечно, государство в их судьбе играет роль: оно умеряет и ограничивает личную власть, стоящую над ними, оно ограждает детей и душевнобольных от злоупотребления со стороны родительской и опекунской власти. Но этим надзором его роль и ограничивается, и нужно сознаться, что даже современное государство, не говоря о прежнем, эту свою задачу исполняет малоудовлетворительно. В сущности, если бы государство исчезло с лица земли, то дети и сумасшедшие как таковые потеряли бы очень мало. Да и странно, защищая государство против его отрицателей, представлять дело так, как будто бы оно нужно только для детей и сумасшедших. Чтобы действительно опровергнуть анархизм, нужно доказать, что государство нужно не только для недееспособных, но и для взрослых и здоровых людей.

Более серьезно другое возражение, которое сводится к вопросу, каким образом в безгосударственном обществе будет вестись борьба с преступлениями. Правда, анархисты говорят, что число преступлений в таком обществе чрезвычайно уменьшится, потому что, с точки зрения последователей этого учения, преступления в значительной мере объясняются существованием государства: особенно обширный разряд преступлений — против государственного строя и порядка управления. Но все-таки и анархисты вынуждены признать, что есть преступления, которые останутся и после упразднения государства; таковы преступления против собственности, жизни, чести, личной неприкосновенности, индивидуальной свободы. Как безгосударственное общество будет относится к этим преступлениям?