Лекции по истории русской философии - [22]
Все это с согласия царя Алексея Михайловича начал «исправлять» Никон. Он разослал ко московским церквам и монастырям «память», в которой указывалось, что «не подобает метания творити на колену, но в пояс бы вам класть поклоны, еще же и трема перъсты бы есте крестились». Вслед за тем «трисоставный» (восьмиконечный) крест с изображением распятия заменяется на «двучастный» — четырехконечный. В довершение ко всему патриарх пригласил из Киева ученых монахов для «книжныя справки» — редактирования церковных книг. В Москву прибыли Епифаний Славинецкий, Арсений Сатановский и Дамаскин Птицкий, которые немедля занялись монастырскими библиотеками. Их сразу окрестили сатанинской троицей.
Действия Никона вызвали открытое недовольство не только у духовенства; брожение умов захватило и народные массы, которые незадолго до этого окончательно подпали под крепостническое Уложение 1649 г. Крестьяне выступали за сохранение «старой веры», отвергали все церковные преобразования, стихийно сознавая их связь с новой политической системой. Они толпами снимались с насиженных мест, уходили в глухие леса Севера и Зауралья. Год от года возрастал психоз массовых самосожжений, в огне нередко гибли сотни и тысячи. Не помогали ни преследования правительства, ни анафематствования духовных пастырей. «Святая Русь» не желала становиться «Российской Европией». Сила стала против силы, изматывая и озлобляя друг друга. Русское общество погрязло в глубоком и трагическом расколе.
Во главе «ревнителей веры» оказался протопоп Аввакум Петров (1621–1682), человек фанатической убежденности и жертвенной привязанности к «старой вере». О Никоне явственно заговорили как о «папежнике», стороннике латинства. «Всяк бо, крестяся тремя персты, — утверждал Аввакум, — кланяется первому зверю папежу и второму русскому, творя их волю, а не Божию, или рещи: кланяется и жертвует душею тайно антихристу и самому диаволу. В ней же бе, щепоти, тайна сокровенная: зверь и лжепророк, сиречь: змий-диавол, а зверь- царь лукавый, а лжепророк — папеж римский и прочий подобни им». Аввакум подходил к церковным преобразованиям эсхатологически, видя в них знамение конца света.
Религиозно-политическая сущность старообрядчества выразилась в учении о чувственном антихристе. Идеологи раскола все без разбора сходились в том, что «время страдания приспе» и антихрист уже царствует в мире. Дьякон Федор, духовный сын Аввакума, прямо заявлял: «Во время се — ни царя, ни святителя. Един бысть православный царь на земли остался, да и того, не внимающего себе, западнии еретици… угасили… и свели во тьму многия прелести». Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович — это два «рога антихристова», апокалиптического зверя. Федор призывал сопротивляться никоновским нововведениям и ни в чем не повиноваться царским повелениям.
Аввакум не был столь категоричен в определении «лиц» чувственного антихриста. Для него несомненно то, что антихрист явится не из Руси, не из русского рода: «Афанасий Великий пишет: идеже нозе Спасителя нашего Христа походиша, оттоле от Галилеи и антихрист изникнет, а не от нашея Русии». Однако точка зрения его в этом вопросе претерпела определенную эволюцию. Поначалу он вообще отказывался признавать антихристом не только Алексея Михайловича, но даже и Никона. Выгораживая своего злейшего врага, Аввакум язвительно иронизировал: «А Никон, веть, не последний антихрист, так, шиш антихристов, баболюб, плутишко, изник в земли нашей». По мере же обострения борьбы с никонианством у него сложилось иное представление, которое отчасти затрагивало и царя Алексея Михайловича. Соглашаясь с дьяконом Федором, что «два рога у зверя — две власти знаменует» — патриаршею и царскую, Аввакум различно определял их отношение к антихристовой силе: «един победитель, а другий — пособитель; Никита по алфавиту, или Никон, а другий пособитель — Алексей». Далее протопоп расшифровывал понятия «пособитель» и «победитель»: «Царь Алексей десят лет добро жил: в лосте, и молитвах, и милостив, а Никон егда на патриаршество вскралъся, показуя человеком честь, лукаву добродетель же. Егда же слюбление сотвориша, яко Пилат и Ирод, тогда и Христа распяша: Никон побеждать учал, а Алексей пособлять испотиха. Тако бысть исперва, аз самовидец сему, ей, аминь». Аввакум оставлял за царской властью некоторую привилегию в смысле политического оправдания, перекладывал все беды на «атамана чертей» — Никона.
Позднее, с ликвидацией патриаршества (1721), когда прекратилось двоевластие, функция антихриста целиком перешла на монарха, дополнившись догматом немоления за государя.
Столь же нетерпимо, как к церковным «новинам», протопоп Аввакум относился к мирской мудрости, знаниям. В поучении «Како нужно жить в вере» он прямо утверждал: «ритор и философ не может быть христианин». Аввакум строго следил за тем, чтобы «стадо Христово» сохраняло «простоту ума» и «чистоту сердца». «Евдокея, Евдокея, — наставлял он некую провинившуюся деву, — почто гордаго беса не отринишь от себя? Высокие науки исчешь, от нея же падают Богом неокормлени, аки листвие… Дурька, дурька, дурищо! На что тебе, вороне, высокие хоромы? Граматику и риторику Васильев и Златоустов, и Афанасьев разум (т. е. разум Василия Великого, Иоанна Златоуста и Афанасия Александрийского. —
Книга представляет собой одно из первых в советской историко-философской литературе монографических исследований теоретического наследия М. А. Фонвизина — известного декабриста-мыслителя. Его взгляды, явившиеся последовательным развитием идей Пестеля, Н. Муравьева, Н. Бестужева, автор рассматривает как попытку создания революционно-демократической идеологии в России.
Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.
В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.
В Тибетской книге мертвых описана типичная посмертная участь неподготовленного человека, каких среди нас – большинство. Ее цель – помочь нам, объяснить, каким именно образом наши поступки и психические состояния влияют на наше посмертье. Но ценность Тибетской книги мертвых заключается не только в подготовке к смерти. Нет никакой необходимости умирать, чтобы воспользоваться ее советами. Они настолько психологичны и применимы в нашей теперешней жизни, что ими можно и нужно руководствоваться прямо сейчас, не дожидаясь последнего часа.
На основе анализа уникальных средневековых источников известный российский востоковед Александр Игнатенко прослеживает влияние категории Зеркало на становление исламской спекулятивной мысли – философии, теологии, теоретического мистицизма, этики. Эта категория, начавшая формироваться в Коране и хадисах (исламском Предании) и находившаяся в постоянной динамике, стала системообразующей для ислама – определявшей не только то или иное решение конкретных философских и теологических проблем, но и общее направление и конечные результаты эволюции спекулятивной мысли в культуре, в которой действовало табу на изображение живых одухотворенных существ.
Книга посвящена жизни и творчеству М. В. Ломоносова (1711—1765), выдающегося русского ученого, естествоиспытателя, основоположника физической химии, философа, историка, поэта. Основное внимание автор уделяет философским взглядам ученого, его материалистической «корпускулярной философии».Для широкого круга читателей.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.