Лекарство от зла - [28]

Таскаю сумки, стою по очередям, теперь у меня есть о ком заботиться и за кого пить кока-колу. Когда я была маленькой, мне говорили, что кола содержит опиум. И что от нее американские солдаты падают под столы.

Когда мы в школе дошли до западных композиторов, уроки стали очень простыми. Вдруг оказалось, что современная музыка упадническая, и мы перестали обращать на нее внимание. Учителя тайком слушали Гиндемита, Малера и других несоциалистов, пили кока-колу и шушукались по коридорам. Это разъедало наши умы и сваливало нас под столы. Люди, говорящие шепотом, или безнадежно больны, или страшно напуганы.

Сидим себе тихонько, слушаем Джимми Хэндрикса, пьем кока-колу, я положила ноги на стол. Мы обсуждаем американский образ жизни. Рассуждаем о том, есть ли жизнь на других планетах, какая она. Курим сигареты и пьем ликер. Уже на следующий день мне снижают оценку за поведение. Кто-то нашептал, что я пропагандировала американский образ жизни, что я выступаю за сексуальную революцию и хочу сбежать в Австралию. Пять лет у меня была низкая оценка за поведение. Я никуда не ходила со своими одноклассниками, потому что никак не могла ответить на вопрос: предателями рождаются или становятся в определенном возрасте?

Теперь я не задумываюсь о таких мелочах. Я стала пассивной, но накопленное безразличие вызывает желание двигаться. Что-то зашевелилось в горле. Оглядываюсь, нет ли поблизости зла. Оно прячется от меня, а может быть, я просто перестала его замечать. Но замечаю серьезные изъяны в своей сущности. Не потею, не пахну, не боюсь, не становлюсь прозрачной. Я даже стала худеть. Боже, неужели я стала как все?! А вдруг я стала думать синхронно?! Читаю иностранные словари. Теперь все используют иностранные слова, но за ними не спрятать посредственность и синхронное мышление.

Брат мой выглядит счастливым. Он не использует иностранные слова. Он вообще не использует слова, когда надо ответить на чей-то вопрос. Он сильно кричит. Похоже, чем он счастливее, тем сильнее кричит. Не знаю.

У меня есть подруга. Мы с ней случайно познакомились. Впервые за последние пять лет я могу терпеть чужое присутствие и мне не становится противно после откровенного женского разговора. Ее поколачивает муж, а она наставляет ему такие рога, что он едва может передвигаться по улицам. Она не бросит его ни за что на свете. Потому что любит золото и дорогую импортную одежду. Любит и кожу убитых животных. Она носит ее, как свою собственную. Он — полный кретин, но с кучей денег и другими приятными качествами, работает в тех самых Службах и постоянно ездит в командировки. Он тоже пользуется всего несколькими словами, но не от отчаяния, а просто потому, что не знает других.

Есть у меня и еще одна подружка. Она из провинции. Приехала учиться, но, по правде говоря, имеет более высокую цель. Выйти замуж в столице. Чтобы стать съеденной столиким чудовищем и купить себе лису на шею. Она хочет жить в панельном гетто, потому что жила в доме с двориком. Хочет, чтобы ее били, но не в провинции. Старая дева. Сохраняет девственность для своего будущего хозяина. Наивная провинциалка. Смотрю на нее и вижу себя. Она разделена на две части. Нижняя часть бегает за любым нормальным мужиком, а верхняя — таскается по концертам и театрам, обвешанная плакатами «Девственница! Руками не трогать». Почти каждый вечер мы втроем собираемся в одном баре. Выпиваем бутылку водки с томатным соком и не шушукаемся. Меня никто не связывает, когда я объясняю им, что в один прекрасный день одна из них будет непоправимо изуродована и найдут ее в коридоре ее собственного благополучия, а другая — изнасилована каким-нибудь мерзким пьяницей. Они не обращают внимания на мои пророчества. А я не могу рассказать им о моих встречах со злом. Я защищена, пока молчу…

Однажды вечером мы оказались вдвоем. Третья лежит в больнице. Выздоравливает. Теперь я могу выступить в роли пророка Иеримии и сказать: так получается, когда вы не верите мне. Но я молчу. Мы ходим к ней в больницу. У нее будут новые передние зубы. За старые расплатилась золотом и мертвыми мехами. Дорого заплатила. Теперь заказала себе самые дорогие протезы — на винтах. Муж заплатит. Пусть чувствует себя виноватым и платит деньги. Не удается сохранить равновесие. У нее будут самые красивые передние зубы, но при этом — сотрясение мозга. Она плохо себя чувствует. От сотрясения бывает польза, человек начинает думать по-другому. Моя подружка хочет убить, но не хочет лишиться денег. Все равно можно что-нибудь придумать. Ведь мы подруги.

Привозим ее домой. Зубы и вправду прекрасные, но и ее собственные были неплохие. Ее муж шутит, показывает, что у него есть чувство юмора. Обещает ей искуственный глаз, моргающий и говорящий «мама». Я тоже подшучиваю. Спрашиваю его, какую пенсию получает вдова героически погибшего мента. Он смотрит на меня подозрительно. Я тоже не особо приветлива. Знакомство получилось скомканным, но его виски мы все-таки выпили. Теперь он запретит ей встречаться с нами. Он не только запретил, но и поставил ей фингал под глазом, когда ему доложили, что мы опять сидим в нашем баре. Ну и ну.