Лекарство от зла - [22]

Я опять злюсь. Из-за ощупываний. Думаю даже, не укусить ли кого-нибудь за руку, но как только посмотрю на эти руки, сразу становится их жалко. Мертвые, холодные, загнившие, со сломанными ногтями и размякшими треснутыми мозолями. Ну что может сделать такая рука? Ничего. Не может самого элементарного. Из туалета, и то выходят мокрые.

Возможно, с ними произойдет метаморфоза. Не сейчас. Когда-нибудь. Вдруг из пор вместо волос полезет пух. Затвердеет. Получатся люди с разноцветным оперением. Можно и с черным. Плешивые не будут тогда выглядеть смешно. Вылетят один за другим из гнезда. Вылезут из тени крыла и полетят. Куда? Неважно. Могут до Австралии долететь, а могут и еще дальше.

Плюю в кружку с пивом и ставлю ее на стол.

Выпивает и просит еще. Подмигивает мне. И я ему подмигиваю, у меня достаточно слюны. В моей слюне градусов больше, чем в пиве. Все пьют. Никаких претензий. Их так научили — довольствоваться тем, что предложено. И меня так же научили. Мне нужно выжить.

Это мурло, что прицепился ко мне, еще и с претензиями. Он думает, что хороший психолог. Знает два-три умных слова. Говорит, что с первого взгляда определяет, кто на что способен. Это и я умею. Он пытается меня напоить, чтобы я расслабилась, как полагается женщине, и поделилась с ним, уткнувшись в плечо. Я их убила. Всех до одного. Тех, о ком ты знаешь, и тех, о ком даже не подозреваешь. Но я не напиваюсь. Алкогольный феномен. Наркоз, наркотики, алкоголь — ничего на меня не действует. Не отключаюсь, потому что я не женщина. Я тоже росла на краю крыла. И дождем меня поливало, и солнцем палило, и выжила при этом. Естественный отбор. Выжила тогда, смогу и теперь.

Меня оперируют по «скорой». Аппендицит. Лишнее нужно удалить. Что может быть лишнего в человеке? Дают мне наркоз за наркозом. Кричу.

Ты чувствуешь?

Конечно, чувствую, я же не мертвая! После четвертого наркоза говорю, что не чувствую. Вижу в отражении лампы на потолке, как разрезают кожу. Виднеется что-то желтое. Жир. Больно. Выпускают воздух из живота. Реву. Крови почти нет. Интересно. Врач весь потный и злой. Я впилась глазами в лампу и говорю, говорю. Он просит потерпеть еще немного. Сейчас зашьет. Можно не торопиться. Я никуда не спешу. Лежу себе на столе, привязанная ремнями, и без малейшего желания вываливать свои внутренности на чистый пол. На следующий день вытаскиваю нитки — ненавижу заплатки. Они видны издалека. Течет кровь. Меня снова зашивают. Опять выдергиваю нитки, кровь, гной. Заклеивают рану. Так лучше. Мне зашили розовое платье с пятнадцатью пуговицами, даже не видно, что было порвано.

Клей рассосался за несколько дней. Разношу кружки и бутылки. Свадьба. Много кружек и бутылок, мяса и салатов, много поводов для размышлений. Невеста обходит гостей. Сначала пьет с ними, потом их целует, затем прикрепляет им платочки. Каждый раз очень старается, потому что ей дают деньги. Она уже пьяна. Как только не лопнет? Вечером денежки подсчитают, и родные будут относиться к ней в зависимости от того, сколько собрала. Пусть соберет побольше. Соберет столько, сколько нужно, чтобы ее любили. Она очень хочет, чтобы ее любили. Снимает туфлю. Ее наполняют деньгами. Потом обходит гостей с жареным петухом. Неизвестно, что при этом видят гости, но опять дают ей деньги. Может быть, она показывает им, как бы зажарила своего мужа, и они платят ей за то, чтобы она не делала этого. Меня щипают за зад и дают денег. Это уже по инерции. Сегодня вечером помоюсь два раза. И то будет мало.

Разношу по столам кружки и бутылки. Сегодня нет мяса. Выпускной бал. Самоуверенные будущие неудачники, пропитанные алкоголем и наивными мечтами. Они забывают о крыле. Не обращают на него внимания. Бьют кулаками по столу. Потом так же бьют по жизни. А жизнь бьет совсем по-другому. Гордый удар по заднице. Это по-мужски. Чаевые по-мужски. Дорогие сигареты. Я люблю дорогие сигареты и могу себе их купить за два удара по заднице.

И у меня тоже бал. Мой выпускной бал. Тягостный вечер с вымоленным кавалером, который пошел со мной не из-за меня. Неважно. Я рано ушла. Отвратительное событие запечатлено на безобразной фотографии.

Теперь я что-то взрослое с дипломом. Мы пьем вечером с подругами в одном кафе в очередном небольшом городке. Домой возвращаемся пешком. Поем. Мне так хорошо. Нас догоняют три парня. Пристают, конечно же, ко мне. Потому что некрасивые и здоровые не жалуются, не сопротивляются. Только я — не розовое платьице. Не люблю, когда меня дергают. Я не кричу. Никогда не кричу, когда мне грозит опасность. Тихо пинаюсь и кусаюсь. У меня нет ногтей, поэтому не могу царапаться. Меня бьют, пытаются свалить в канаву. Ну нет! Я вдыхаю, зло разрастается во мне. Вдыхаю еще раз и выдыхаю огненную ненависть. Девятиголовое чудище. Огромное, бородавчатое, дышащее страхом, с придавленным хвостом, но все-таки чудище. У меня появляется сила. Всесокрушающая сила гнева и отчаяния. Справедливости. Не чувствую тела, боли, неба, земли. Передо мной — угроза. Моя сила бьет между ног. Она оказалась такой, что все, что было между ног, разбито. Подруги кричат. Зло воет, забившись в канаву. Кто-то еще бьет меня по лицу. Сумасшествие выскакивает из меня и дает сдачу. Потом я поняла, что била с закрытыми глазами. Подходят люди, и сила прячется в каком-то потаенном месте. Засыпает. Я — в белой блузке. Вся в крови. Теперь не ношу белых блузок. Кровь на них смотрится страшно. Ненавижу, когда по мне течет кровь. Иду и прерывисто дышу. Плакать не могу. Всхлипываю. Моему отцу доложили, что я прибила двух невинных мальчишек. И один из них может остаться без детей…