Лекарство для разбитого сердца - [12]

Мальчик нуждался в отце.

Жаль, что его собственный отец никогда не оказывал ему поддержки.

Он захлебывался от злости и винил всех и вся в сложившихся обстоятельствах, кричал на свою жену и на детей. Данте не обращал внимания на его слова, но Энцо был старшим сыном. Наследником. Он нес ответственность.

В буквальном смысле.

Лишившись трона, отец превратился в настоящего тирана, а после ухода жены стал вести себя еще хуже. Он просто делал вид, что Энцо не существует.

И последний считал, что заслуживал такое отношение.

Они с отцом стоили друг друга, по крайней мере, так заявила его мать, когда обнаружила, что он вылил в раковину припрятанные ею запасы вина. Он всего лишь пытался помочь ей, но у нее имелось свое мнение на этот счет.

– Как ты посмел? – заорала она. – Ты такой же эгоистичный, как твой отец. И так же, как он, любишь контролировать и осуждать других.

Как бы там ни было… Энцо решил, что со своим ребенком будет вести себя не так, как вел себя с ним его родной отец. Или его мать.

– Нет. Он будет жить со мной. И ты тоже.

– Ты хоть понимаешь, что такое жить с маленьким ребенком? – разозлилась Матильда. – Четырехлетки не умеют вести себя тихо. Они не понимают…

– Мне все равно. Вы будете жить со мной, и точка.

Энцо почти надеялся, что она станет возражать дальше, чтобы он мог…

Что?

Он поерзал на своем сиденье, злясь на себя за то, что позволял ей выводить его из себя. Четыре года назад он позволил ей намного больше – подпустил ее близко к своему сердцу. Но такого больше не повторится. Особенно если учесть, что она принадлежала другому человеку.

– Как долго ты планируешь держать его в Италии?

– Четыре года. Он жил с тобой в Англии четыре года и может провести четыре со мной в Италии. В конце концов, я рассудительный человек. Мы можем обсудить более формальные договоренности по опеке.

– Четыре года? – побледнела Матильда.

– Ну да. А ты думала, что я заберу его на недельку или две, а потом отправлю обратно, как ненужный подарок?

– Но… он не знает итальянский язык. И он никогда не жил в другом месте. Он никого здесь не знает. Его дом – Англия.

– Нет. Его домом будет Италия, а точнее Изола-Сакра.

– Энцо, но он всего лишь маленький мальчик. Он не знает, что не вернется обратно. У него не было возможности попрощаться с тем, к чему он привык.

В точности как у него самого когда-то.

– Да, но он вскоре забудет и не вспомнит старую жизнь.

– Ты помнил.

Черт, не следовало делиться с ней, как он страдал, лишившись родного дома.

– Мне было пятнадцать, а Саймону всего четыре.

Если постараться, ребенок даже не вспомнит, что Англия когда-то была его домом.

Он понимал, что Матильда злится, пытаясь защитить своего ребенка, и ценил такое отношение. Его собственная мать не боролась за него. Она просто ушла.

Возможно, она поступила правильно.

Хотя сейчас речь не о ней.

Суть в том, что Матильда ошибалась, думая, что, увидев ее в гневе, он поступит так, как ей хотелось.

Она вдруг потупила взгляд и посмотрела на свои крепко сцепленные руки. Рассматривая ее длинные, изящные пальчики, Энцо вспоминал, что чувствовал, когда они прикасались к его телу. Когда обхватывали его возбужденную плоть…

– Энцо, мне очень жаль, – выдавила Матильда. – Знаю, ты злишься. Я сделала ошибку. И я не знаю, что еще я могу сделать.

Что-то в ее словах затронуло те части его души, которые, как ему казалось, он давно похоронил после возвращения с острова в Италию. Но он не стал обращать внимания на свои чувства, ожесточаясь еще больше.

– Ты ничего не можешь сделать, – ответил он. – Разве что дать мне все, чего я хочу.

Матильда едва сдерживалась, чтобы не взорваться от злости. Ей хотелось вскочить и крикнуть ему в лицо, что он может вымещать зло на ней, но не на их сыне.

Но она промолчала.

Ведь ей некого было винить, кроме себя. Ей тогда следовало отложить свои страхи и сказать ему правду.

Матильда сделала глубокий вдох, чтобы немного успокоиться, но ее легкие тут же наполнились волнующим ароматом лосьона после бритья, и она могла думала только о том, как приятно пахло от Энцо.

Господи, что за мысли лезли ей в голову.

То утро, когда ей пришлось поднимать Саймона и отправляться в дорогу, было само по себе небольшим кошмаром, особенно после бессонной ночи.

Генри держался отстраненно, когда прощался с ребенком и с ней. Он не предложил ей никаких слов утешения и даже не обнял ее. Просто кивнул и сказал, что увидится с ней позже.

У Матильды возникло такое чувство, словно он прощался с ней навсегда.

Ее сердце пронзила знакомая боль. Явное равнодушие Генри заставило ее почувствовать себя снова десятилетней сиротой, навязанной тете и дяде, которые были слишком заняты собственным потрясением и скорбью, чтобы найти для нее слова утешения.

Они приняли ее в свой дом, но Матильда в глубине души понимала, что они никогда не хотели детей. И они не хотели ее.

И сейчас она тоже оказалась никому не нужной.

Матильда стиснула зубы, решив не злиться на Энцо и оставить прошлое, которое он разворошил, в прошлом. Прежде всего, ей следовало думать о сыне и о том, что будет лучшим для него.

Не поднимая глаз, она продолжала смотреть на свои руки, чтобы не встречаться взглядом с Энцо, сидевшим напротив и наблюдавшим за ней подобно ястребу. Но в его золотисто-янтарных глазах также полыхала страсть.