Лекарство для безнадежных - [8]

– Мы никогда с тобой не разговаривали, – сказал мертвый парень с ненавистными Вадиму интонациями Голоса, – вот так, с глазу на глаз.

Вадим откашлялся.

– Это не твое лицо, – произнес он наконец.

– Но передо мной ведь тоже не ты, – сказал Голос. – Поджатые губы, бегающие глаза, нервный тик. Или все-таки ты?

Вадим стиснул зубы.

– Чего ты хочешь? – вместо ответа спросил он.

– Помощи и понимания, – ответил Голос, а парень вдруг легко поднялся из кресла. Немченко вспомнил фильм о зомби, просмотренный накануне. Он в очередной раз подивился убогости фантазии голливудских умельцев.

Парень сделал несколько неуверенных шагов, с грохотом отодвинул ближайший стул и сел напротив. Теперь их разделяло около метра. Вблизи его маска выглядела совсем кошмарной. И запах. От него волнами исходил тяжелый удушливый запах мокрой земли.

– Мне и оттуда слышно было, – произнес Немченко.

– Так лучше, – сказал парень. Губы его еле заметно шевельнулись. – Мне одиноко, Вадим. Я думал, мы друзья. Неужели тебе со мной плохо?

– Хорошо.

– Неправда. Ты тяготишься мной. Тебе страшно. Но ты ведь так же одинок, как и я.

– У меня есть дочь, – напомнил Немченко и сейчас же пожалел об этом.

– А… Папаша мой… Да что папаша? – внезапно произнес парень голосом Машки. – Алкаш. Пить начинает с петухами. И так весь день. А вечером его братки домой приволакивают. Он отлежится в прихожей, доберется до кухни, махнет еще стакан-два и давай лезть с нравоучениями. Ненавижу! А, каково? – закончил свой монолог Голос.

Вадим сжал кулаки.

– Неправда, – на всякий случай сказал он, абсолютно уверенный, что Голос не врет. Немченко слишком хорошо знал свою дочь.

– Ай-яй-яй, – произнес Голос. – Нехорошо, Вадим. У тебя есть любящая дочь. Она мешает тебе почувствовать одиночество. Может, она тебе не нужна? Зачем кому-то стоять между нами?

Немченко почувствовал приближающийся приступ бешенства. «Машка моя, значит, – подумал он. – Мешает нашей дружбе».

– Выпить хочешь? – осведомился он вслух невинным тоном.

– Я уж думал, не предложишь. Вадим поднялся. Стаканы стояли в шкафчике над мойкой, но он уверенно пошел к холодильнику.

– Ты что будешь? Я, например, по утрам предпочитаю коньяк. Знаешь, отлично снимает ночную усталость.

– Ты и ночью устаешь?

– А как же. – Немченко открыл шкафчик. Засунув руку, нащупал под мешком сахара прохладную рукоять пистолета. – Мне столько кошмаров снится.

– Вадим, – примирительно заметил Голос. – Стаканы у тебя в другом месте. А я и так уже мертв.

Немченко вытащил пистолет, снял предохранитель и с лязганьем передернул затвор. Повернулся. Парень сидел на том же месте, не шевелясь. Глаза его поблескивали из-под маски. Дежавю. Только Сашка с Костиком не хватало. И, разумеется, лежащей на полу мертвой девушки.

– Не смей мне говорить ничего о Машке, – произнес он, поднимая пистолет. – Это моя дочь, сволочь.

– Я уже мертв, Вадим, – снова напомнил Голос.

– А я тебя сделаю еще мертвее, – произнес Немченко и нажал на курок.

Раз, два, три… Выстрелы прогрохотали в ночном доме, подобно взрывам. В правую щеку. В плечо, прямо под ключицей. В шею, едва прикрытую разорванной рубашкой.

Четыре, пять, шесть.

– Сгинь, гад! – в неистовстве заорал Немченко.

Сзади раздался грохот. Кто-то спускался, просто кубарем катился по лестнице. Вспыхнул свет, и Вадим прикрыл свободной рукой глаза.

– Папа! – закричала Машка.

Руки дочери обхватили Вадима со спины.

– Папа, ты что?!

Он, помаргивая, отвел пальцы от глаз. Напротив него, на стуле, никого не было. В лопнувшей обивке зияло четыре дымившихся дыры, а на полу валялись горячие гильзы и обломки дерева.

Вадим опустил пистолет. Сзади в голос зарыдала Машка, стискивая его в объятиях.

– Па-а-па, – захлебываясь, причитала она. – Ну, что-о же-е… ты-ы…

Сзади что-то хрустнуло. Вадим, вскидывая пистолет, обернулся. У лестницы стоял заспанный Машкин бойфренд в одних трусах. Он даже не догадался поднять вверх руки.

2.

Сашок приехал в восемь, очевидно, воодушевленный вчерашней сценой в ангаре. Деликатно посигналив, поднялся на крыльцо. Дверь открыла заплаканная Машка. – А… Папа?

– Здесь я, – хмуро отозвался Немченко.

Стоя на коленях, он старательно выковыривал ножом из стены пулю.

– Здорово, Сань.

– Доброе утро, Вадим Дмитриевич, – кивнул Сашок из прихожей. В присутствии Маши Немченко запрещал называть себя шефом.

– Заходи, не разувайся. Итак – бардак.

Войдя в гостиную, Сашок остолбенел.

– Вот те на! – только и смог сказать он. – Чего это у вас, ше… Вадим Дмитриевич?

Немченко с хрустом выдернул расплющенную пулю и, подбросив ее на ладони, швырнул на стол, к остальным.

– Пострелял ночью немного, – распрямляясь, сказал он. – А ты как?

Маша всхлипнула и быстро побежала по лестнице наверх. Через секунду хлопнула дверь ее комнаты.

– Ну чего, поехали? – спросил Немченко как ни в чем не бывало.

Сашок молча кивнул. Вадим сгреб со стола пули с гильзами и засунул пистолет в карман. Расправил рубашку. Сашок, как завороженный, следил за его действиями.

– Чего встал? – уставился на него Вадим.

– А где?… – развел руками Сашок и, покосившись на лестницу, добавил: – Ну, труп?

– Какой труп? – не понял Немченко.