Лёка. Искупление - [34]

Соседи не тревожили ее, и этому была уважительная причина.

Наступили тяжелые времена. Одна из шахт Штыбова – Южная – закрылась. Вторая – Северная – стала работать еле-еле и так работала до сих пор. Городок стал еще более депрессивным, чем тогда, когда Лёка уезжала.

Строго говоря, судьба Штыбова была сравнительно благополучна, если мерить мерками остальных похожих городков. Все же пыхтела одна из шахт, так же работали железная дорога и базарчик, на который по выходным съезжались люди из окрестных сел.

А вот в соседнем поселке городского типа с гордым названием Звездный работы не было просто никакой. Огромный молокозавод, когда-то дававший жизнь Звездному, был приватизирован и закрыт, оборудование продано как металлолом. После закрытия молокозавода в Звездном пустовали целые пятиэтажки, а в тех, где доживали свой век пенсионеры, можно было получить квартиру просто в подарок. Хочешь трехкомнатную? Вот тебе ключи, живи! Если сумеешь найти здесь работу – свисти, мы все придем посмотреть! Работа в Звездном теперь такое же диво, как бродячий цирк шапито.

В Штыбове жилось, конечно, полегче, но и здесь появилось много брошенных домов. Старики постепенно умирали, молодежь разъезжалась. Дома с заколоченными окнами, прогнившие, повалившиеся заборы, разросшиеся на всю улицу деревья, – все это стало привычным в городе, медленно умирающем после закрытия одной из шахт-кормилиц.

На улице, где жила Лёка, тоже пустовала половина домов, и два из них – как раз рядом с ее домом. Дальше соседями были старенькие общительные пенсионеры, доживающие свой век. Они знали Лёку с детства, считали ее отличной девчонкой и поначалу были рады ее возвращению – все-таки живая душа рядом! Но эта новая Лёка при редких встречах отвечала односложно, а могла и не ответить вовсе. Соседи удивлялись, шептались между собой, но вскоре оставили ее в покое. Кому приятно откровенное равнодушие? К тому же в глазах Лёки была такая мертвенность, такая отрешенность, что даже самые болтливые пенсионеры немели и отходили.

Впрочем, не все живые существа были столь понятливы – вскоре после переселения Лёки в отчий дом ко двору приблудились две собаки. Сначала Лёка пыталась их гнать, но они не уходили, и она быстро смирилась с их существованием. Одну из них – небольшую вертлявую дворняжку – Лёка назвала Кнопкой. Кнопка любила рыть ямы и за короткое время перерыла весь двор. Другая псина была побольше и обладала способностью непрестанно лаять много часов подряд. Заткнуть ее было невозможно. Лёка назвала гавкучую псину Мерзостью. Собака против такой неблагозвучной клички не возражала.

В общем, псины прижились. Лёка иногда кормила их остатками своей каши, но чаще забывала. Кнопка и Мерзость не обижались и на это – они харчевались на кладбище. Вскоре обе псины привели щенков. Лёка не помогала им выхаживать потомство, но все щенки выжили, быстро подросли, и спустя полгода во дворе у Лёки образовалась целая псарня. Псарня часто поднимала истошный лай, но Лёке было все равно – в облюбованной ею комнате без окон этот лай был почти не слышен.

Закончилась осень, потом зима. После смерти матери остался старый мелкий уголь – было чем топить в доме. Особо высокая температура Лёке была не нужна. Ей было вполне достаточно сидеть и смотреть вдаль, укутавшись в старенькое мамино пальто и обувшись в древние валенки, оставшиеся еще от бабушки.

Лекарства, с помощью которых она годами поддерживала свои больные почки, Лёка пить перестала, и это вскоре дало о себе знать. К середине зимы у нее начались хронические боли. Чаще всего боль была несильной, и на нее можно было не обращать внимания, но иногда происходили острые приступы, при которых Лёка часами корчилась и стонала. Приступы становились все чаще, и с этим надо было что-то делать. Лёка была давно знакома со своей болезнью и знала, что эти приступы не предвещают скорой смерти. Но терпеть их было просто невыносимо.

Нужны были лекарства.

Лёка собрала в доме весь алюминий – ложки, вилки, кастрюли – и отнесла в пункт приема металлолома. На эти деньги она накупила лекарств, но через месяц они должны были закончиться, а алюминия в доме больше не было.

Хочешь не хочешь, а Лёке нужно было искать какую-то работу.

На последние гроши Лёка купила себе местную газетенку «Маяк». Объявлений о работе там было мало, но они были. Кое-что Лёке совсем не подходило – к примеру, она не могла работать продавцом в магазине. Находиться среди людей было невыносимо, да и работодатель вряд ли захотел бы нанять продавца с вечно красными глазами, наклоненной к плечу шеей и хриплым, словно от многолетнего курения, голосом. Голосовые связки у Лёки так полностью и не восстановились.

В общем, поиски работы не обещали быть легкими, но одно из объявлений привлекло внимание Лёки.

В частный дом требовался садовник. Лёка вспомнила о своем дипломе биолога. Она была физиологом человека, а не ботаником, но кое-что из жизни растений припомнить могла.

Лёка решила обратиться именно по этому объявлению.

2

Было начало марта, когда Лёка подошла к особняку, построенному на нескольких объединенных участках. По меркам Большеграда особняк был так себе, ничего особенного. Но для маленького Штыбова это был очень большой и шикарный дом. Лёка не увидела кованых ворот и видеокамер, столь популярных в Большеграде, но кирпичный забор в два с половиной метра высотой говорил о том, что здесь живут солидные, важные люди.