Легкое поведение - [51]

Ян изображает инь, а инь изображает ян. Отсюда и символ тай-чи, с его слезами инь и ян, преследующими друг друга в бесконечности, и в каждой из них есть капелька другой. Боюсь, что в западной культуре представления о мужском и женском началах не столь утонченны.

Слушая Хо, Моррисон вдруг понял, почему его так раздражал преданный Джеральд из «Анны Ломбард» — будучи бесспорно мужественным, он пасовал перед агрессивной и самоуверенной Анной, раскисая совсем по-женски. Слишком много инь в его ян! Только женщина-романистка могла придумать такой персонаж.

— Конечно, — добавил Чиа с улыбкой-полумесяцем, — женское инь может поглотить мужское ян. Но если мужчина не допускает этого — вы понимаете? — он не теряет своего ян. Опасность в том, — и снова хитрая улыбка, — что он может встретить такую женщину, чье инь настолько мощное, что буквально крадет мужское ян. Есть такие создания — мы их называем hu li ching, лисьи души, которые обитают в… как это у вас называется? — пограничных зонах, где границы между инь и ян размыты.

— Я слышал китайские сказки, в которых добродушный студент, склоненный над книгами, не замечает красивую женщину, а на самом деле лисью душу, пока она крадется к нему через окно. Лично я не смог бы пропустить такое, — сказал Моррисон.

— Возможно, доктор Моррисон не из тех, кого легко соблазнить. Но лисьи души — существа сильные и к тому же умные. Говорят, что лисья душа так же изощренна, умна и решительна, как и мужчина, которого она преследует, столь же симпатична, хитра и опасна, как его собственное отражение. И как злодея тянет на преступление, острослова на остроту, так похотливого мужчину притягивает суккуб, который высасывает из своего любовника столько ян, что от мужчины остается одна лишь оболочка и он может умереть.

— Лисьи души — это все-таки из области религиозных предрассудков, — произнес Моррисон с горячностью, которая убеждала в том, что затронутая тема оказалась для него куда более болезненной, чем он смел признаться. — Вы получили западное образование, профессор Хо. Полагаю, вы не верите в эти чудачества.

Прежде чем Хо успел ответить, Тинь спросил по-китайски, о чем они говорят.

Хо перевел сказанное Моррисоном.

Тинь заговорил, тщательно взвешивая свои слова; Хо переводил:

— Мы сознаем, что наша покорная страна живет с оглядкой на прошлое и ей не хватает научных знаний и перспективы. Мы надеемся, что доктор Моррисон поделится с нами преимуществами своего научного мышления. Возможно, тогда Китай достигнет высоких стандартов современных западных стран, таких как Великобритания, и преуспеет в государственном управлении, сельском хозяйстве и обороне.

Даже тот, кто мнил себя знатоком китайской души, не мог бы сейчас с уверенностью сказать, что это было: вежливая отповедь, искренний комплимент или приглашение развить щекотливую тему.

Воцарилось короткое молчание, нарушаемое лишь равномерным грохотом паровых турбин. Жирное красное солнце, только что зависавшее над морщинистой линией горизонта, окончательно скрылось из виду. Ночь тяжело опускалась на залив. В свете качающихся палубных фонарей лица мужчин то вспыхивали, то пропадали снова, будто они и сами были всего лишь призраками. По спине Моррисона пробежал холодок.

— Становится прохладно, — заметил профессор Хо. — Доктор Моррисон должен следить за своим здоровьем. Shui-t'u b’u fu. Иностранцу трудно адаптироваться к суровому климату Китая. Я предлагаю всем пройти в курительный салон и дождаться гонга к ужину.

Компания во главе с Тинем двинулась в салон, и, когда Моррисон обернулся в поисках Куана, он увидел его беседующим с Чиа. Эти люди исключительно вежливы с моим боем, подумал журналист.

В салоне Моррисон перевел разговор на политику. Он настойчиво расспрашивал джентльменов об их отношении к реформаторскому движению, императрице Цыси и, конечно, к войне. Они в свою очередь больше интересовались его оценками и задавали много вопросов. Только потом до него дошло, что на свои вопросы он толком и не получил ответов. Он подозревал, что оказался проигравшим в хитром поединке пуш-хэндз, где мастер позволяет противнику потерять равновесие за счет силы его собственных ударов.

Утром Моррисона разбудили чайки. Их крики и стихающий гул турбин подсказывали, что близок берег. В чьих объятиях она сегодня? На сердце тяжелым грузом лежала печаль. Какое-то наваждение. Одевшись теплее, чтобы защититься от влажной сырости в воздухе и в собственных мыслях, Моррисон поспешил на палубу.

Пароход пересек залив в направлении на юго-восток, к Чифу, британскому договорному порту, где он должен был сделать остановку, прежде чем продолжить путь в Шанхай. Моррисону с Куаном предстояло сойти на берег и пересесть на парусный пакетбот до Вэйхайвэя, который располагался в пятидесяти милях к востоку.

Путь был недолгий и неутомительный. Моррисон невольно подумал о том, что прогресс в паровой технологии вкупе с изобретением гребного винта изменил скорость и качество морских путешествий. Океанские вояжи, еще не так давно длившиеся месяцами, теперь занимали считаные недели. Пар сделал мир более компактным. Не прошло и суток, как они покинули тяньцзиньский порт Танг-ку. За это время море и воздух вернули Моррисона к жизни, он чувствовал себя отдохнувшим, вернулся в свое привычное состояние и снова был мужчиной среди мужчин.