Легкий флирт с тяжкими последствиями - [93]

И в этом она была еще раз права.

После того, как моя книга вышла в свет, у меня осталось в жизни только одно желание – взять в руки кусок обогащенной руды и вышибить мозги Хантеру Харперу за то, что он написал про Мэй-Анну. Что она-де, согласно добытым им абсолютно надежным сведениям, действительно собственноручно убила Риди, а Бастер, который был-де в этом деле ее сообщником, попытался выгородить ее, взяв всю вину на себя. Какое открытие, скажите на милость – «узнал из абсолютно надежных источников»! Да эту сплетню долгие годы муссировал весь Голливуд, и пошла она, скорее всего, от тех людей, которые присутствовали при предсмертном разговоре Мэй-Анны с нами – врача, сиделки или адвоката. В общем, Хантер Харпер, как всегда, грубо исказил факты. Но когда его писанина вышла в свет, журналы «Пипл» и «Парад» перепечатали эту историю, и она пошла гулять по белу свету, и вот почему мы с Виппи Берд решили, что просто необходимо представить факты в их истинном виде, и поэтому я уже одна, без помощи моей обожаемой подруги Виппи Берд-О'Рейли-Макнайт, нашла в себе силы закончить эту книгу, которую вы, дорогой читатель, держите сейчас в руках.

– Просто она была очень хорошим человеком, поэтому и рассказала нам, что это она убила Риди, – сказала Виппи Берд.

– И Бастер тоже был очень хорошим человеком и поэтому не захотел, чтобы мы в это поверили, – сказала я.

– Она все-таки решилась пожертвовать своей славой ради нашей дружбы и ради любви к Бастеру, – сказала Виппи Берд.

– Знаешь, сейчас, когда у нас все уже позади, я поняла, что в жизни только дружба и имеет значение, – сказала я ей. – Хотя ты сама, конечно, всегда знала об этом, ведь так?

Известие о том, что у нее рак, Виппи Берд встретила мужественно, так же, как всю жизнь встречала любые невзгоды. Она никогда ни на что не жаловалась, даже когда у нее на голове от химиотерапии вылезли все ее рыжие кудри и она перестала есть. Бамбо, старший сын Муна, доставал ей сигареты с марихуаной, чтобы облегчить ее страдания, и мы сидели с ней в ее спальне и курили их, пока нам обеим не становилось хорошо. Я сказала, что раз однажды за компанию с ней бросила курить табак, то с ней же за компанию начну теперь курить марихуану.

– Слушай, – сказала она, – а мне даже забавно, что я тоже умру от рака, хоть и в вдвое старшем возрасте. И я точно так же, как и она, испущу дух на простыне из бумажной ткани. До сих пор не могу понять, почему ей не позволили умереть на ее белом атласе! Интересно, а простыни на ее круглой кровати тоже были круглые?

– Квадратные, как твоя башка! Ты еще на этом свете, и у меня пока есть полная возможность опередить тебя, – сказала я.

– Ах, не спеши, Эффа Коммандер, ведь именно ты и займешься моими похоронами. Только никаких кремаций, потому что, где бы ты ни развеяла мой пепел, ветер все равно отнесет его в заброшенную шахту, и в конце концов я превращусь в латунную ручку на чьем-нибудь унитазе.

– Где прикажешь заказать по тебе панихиду? У Свиного Рыла? – спросила я.

Лет десять тому Свиное Рыло отслужил по Тони потрясающую панихиду, хотя тот и не был католиком, но когда хоронили Бастера, я не стала заказывать у Свиного Рыла никаких панихид.

– Слушай мою последнюю волю, – торжественно объявила она. – Вы все вместо цветов возьмете по тухлому помидору, пойдете в ЦСП и забросаете ими Стеннера за то, что когда он попал тухлым помидором в Мэй-Анну, то Бастер тут же бросился ее защищать, а ради меня даже не пошевелился, хотя в меня Стеннер бросил не меньше дюжины.

– Я посмотрю, что тут можно сделать, – пообещала я.

В ее последнюю минуту возле нее были только я и Мун, и мы держали ее руки точно так же, как когда-то мы с Виппи Берд держали руки Мэй-Анны в ее последний час.

– Мне не жалко умирать, Эффа Коммандер, – сказала она, – мне жаль покидать наш город.

Это были ее последние слова.

– Она имела в виду – жаль расставаться с вами, тетя Эффа Коммандер, – сказал Мун.

Я сама это знала, ведь мы с ней были словно один человек. Не было периода, когда бы мы с ней жили отдельной друг от друга жизнью, она всегда была мой лучшей подругой, и с ее уходом во мне словно оборвалась нить, словно бы истощилась рудоносная жила. Она была мне даже ближе, чем оба моих мужа, и вместе с ней ушла часть меня самой.

Через несколько дней после того, как гроб с ее телом опустили в землю, я сидела «У Джона» и завтракала сандвичем с кофе, и тут в кафе зашел Стеннер и, увидев меня, уселся рядом и тоже заказал сандвич с кофе.

– Вот мы и остались с тобой одни из всей компании, Эффа Коммандер, – сказал он. – И с нами вместе в прошлое уйдет целая эпоха.

Я согласно кивнула. Мы с ним олицетворяли эпоху, это да, но только он не был из нашей компании, он был нашим врагом, врагом и остался, но его слова всколыхнули во мне воспоминания о прошлом.

Эти воспоминания помогли мне пережить ужасные дни после смерти Виппи Берд. Я пыталась жить по-прежнему, проводя время перед телевизором в моем маленьком домике на Западном Бродвее, или слушая радиопрограммы Оуки О'Коннора или других любимых мной артистов по старенькому приемнику «Эмерсон», который купил еще Бастер. Если мне хотелось развеяться, я посещала клуб для пожилых, и, кроме того, Мун раз в неделю приглашал меня к себе домой на семейный обед.