У хозяина свое объяснение:
— Легкая у Валентины рука… Вот она ей сказала, под бок подпихнула, и Мурка послушалась… Легкая рука. Недаром к ней бабы идут цветок отсадить, чтобы легкой рукой, лучше примется. Это еще моя мамка-покойница заметила.
Сидели мужики, глядели, словно на чудо. Оно и впрямь чудо: кошка лежит, развалясь, котята сосут ее, и тут же — цыпленок, под лапою, дремлет.
Соседу Володе эта мирная картина была — нож вострый.
— Она же права не имеет! У нее — природ! Зверь… Мясо ей, кровь нужно… И она обязана сожрать! Просто обязана!
Но то были лишь слова. На деле — иное.
На третий ли, четвертый день натурный сосед придумал наконец объяснение.
— Она умом рухнулась! Старуня! — крутил он пальцем возле виска. — Жила-жила и все выжила. Ничего не соображает. У старых людей так… Значит, и у кошек.
Он сразу успокоился и наперед предсказал:
— Котята подрастут чуть-чуть, они его враз сожрут.
— Не сожрут, — заступилась Валентина. — Он теперь у них вроде братушка…
— С костями этого братушку… Вот поглядишь. Зверье! Природ такой! Понятно?!
Но и здесь сосед пальцем в небо попал. Время шло, росли котята быстро, а рядом с ними цыпленок помаленьку оперялся, хромать перестал. Они вместе играли, хотя эти игры были странными: котята, цыпленок. Вроде как не приложишь: кошка и птица. Но у них получалось. Наверное, потому, что детвора. Цыпленок порой пищал, отбиваясь, и не в шутку больно клевался. И тогда пищали котята. Но все кончалось миром и сном вповалку. Скоро котята с цыпленком выбрались во двор, там росли. Время летнее. И для всех это стало привычным.
Кроме соседа, который в конце концов не выдержал и решил проверить, как говорится, на собственном опыте. Как раз у него клушка высидела цыплят. Он взял одного, отчаянно запищавшего, и сунул под нос своей кошке. Она у него обходилась без имени. Кошка да кошка… А нынче была с кошененком, с одним. Остальных потопил. Цыпленка ей сунул под бок, приказал:
— Воспитывай. Ясно тебе? Ясно?!
Кошка ответить не могла, лишь жмурилась. Цыпленок рядом пищал.
— Гляди не трожь! — серьезно предупредил кошку Володя. — Голову оторву.
И отправился по делам.
Когда он вернулся, от цыпленка и духа не осталось. А кошка лежала, кормя своего котенка, мурлыкала.
— А где цыплак? — с порога спросил Володя и начал по углам шарить. Но не было ни следа, ни писка. Понятно, что сожрала. Ни пушинки, ни перышка… Да какие у него перышки, лишь вывелся. Глотнула — и нет.
Сожрала. Это был факт очевидный. Хотя какие-то сомнения оставались. Ведь прямых доказательств нет! И еще одно: может, не поняла? Может, надо было посерьезней внушить?
Володя решил еще раз проверить. Еще одного цыпленка забрал у клушки. Принес. Комочек. Тепленький, щуплый. Один лишь писк.
Он держал цыпленка в руке, под нос кошке сунув, и объяснял:
— Не жрать. Поняла? Не жрать его, а воспитывать. А если сожрешь, я с тебя шкуру спущу. Ты меня знаешь. Засеку до смерти. Или повешу. Поняла.
Кошка смотрела на хозяина и вроде все понимала, зная тяжелую руку его.
— Вот так. Вторая проверка. И последняя!
Володя сунул цыпленка кошке под бок. Поглядел. Все вроде шло хорошо. Цыпленок пищал. Кошка лежала, жмурилась.
Но сторожить не будешь. Дела ждут. Он ушел. Скоро вернулся. Открыл дверь, кошка, шмыгнув под ногами, умчалась прочь. Цыпленка, конечно, не было. Сожрала. И, между прочим, правильно сделала. Потому что — зверь. Но вот за то, что хозяина не послушалась, за это, конечно, — смерть. Володя ружье со стены ухватил, оно всегда под рукой, снаряженное. И прямо с крыльца бабахнул, дуплетом. Взлетели испуганные куры, поднялась пыль столбом, собаки залились. На весь хутор — содом. А кошка улизнула. Конечно, до поры. У Володи на это дело рука легкая.
