Легкая нажива - [36]

Имена и лица этих девушек перепутались, он не помнил, сколько их было за эти годы. Мария, Антония, Ампаро, Росалинда, Мария-Элена, Аугустина, Чуча, Доротея... Из раза в раз все удобно повторялось: вначале ничего не требующая взамен покорность, страх, которые скоро переходили в радостную привязанность, потому что ему легко было быть добрым к ним. Почти все без исключения через несколько месяцев после возвращения в Мексику присылали ему традиционную свадебную фотографию — невеста и жених напряженно смотрят в объектив деревенского фотографа, запечатлеваясь на вечные времена.

Все эти годы постоянных забот эти девушки приходили к нему по ночам, заряжая его неизменной молодостью, ничего не требуя дальше очерченного заранее круга домашних работ и постели, ценя его доброту и посвящая себя тому, чтобы доставить ему удовольствие.

Он отдавал себе отчет в том, что это аморально, что это рабство, добровольное, но все равно рабство, привлекательность которого поддерживалась деньгами. Он не мог до конца уяснить, кому плохо от этих сделок, но угрызения совести были достаточно сильны, так что всякий раз его подарок оказывался щедрее, чем он планировал.

Последней, кого прислали ему шесть лет назад, была Хильермина из деревни в районе Тлахкала. Гомер требовал от нее значительно меньше, чем в прежние времена. Когда она приехала в его дом, ей было девятнадцать. В течение двух лет Хильермина брала на себя все больше и больше ответственности за управление домашним хозяйством. Это была необычайно сильная личность с талантом к управлению. Сколько бы недель он ни отсутствовал во время деловой поездки, в любой момент он приезжал уверенным, что ранчо будет блестеть чистотой. В холодный сезон будет готова печь — оставалось лишь затопить. Джиджи с улыбкой, одновременно застенчивой и гордой, распакует его вещи, приготовит свежее белье и одежду, сделает виски, как ему нравится, составит меню из его любимых блюд.

Через два года Гомер заговорил с ней, безо всякого желания, о том, что пришло время послать ее обратно. Она ответила, что может еще немного подождать, если ее присутствие не тяготит его. Он снова заговорил с ней об этом в конце третьего года, и четвертого и уже знал, что больше не будет поднимать этого вопроса.

Внешне она изменилась: прибавила в весе, широкие индейские скулы стали более заметны. Она командовала всей домашней прислугой, требуя неукоснительного послушания. С Гомером Гэллоуэллом она стала более фамильярной, но не так, чтобы ему это не нравилось. Она следила за его здоровьем, как мать за болезненным ребенком, ходя за ним по пятам, когда он чувствовал чрезмерную усталость. Помимо его желания или просьб, он превратился в центр ее существования, и было немыслимо посылать ее обратно. Ее английский стал весьма приличным, и по ее настоянию, отнюдь не упорному, он помог ей получить американское гражданство.

Когда Гомер жил на ранчо, Джиджи каждый день перед сном приходила и массировала ему сильными загорелыми пальцами спину, плечи и шею, как бы стирая с него все напряжение дня. Одновременно она болтала о делах на ранчо, и это тоже приносило Гомеру отдохновение. Она оставалась с ним, разговаривала и была всегда рядом, когда в нем просыпалось желание. Если он просыпался до рассвета, ее никогда не было рядом, она уходила в свою комнату в крыле для прислуги — так она понимала рамки приличия в их отношениях. Когда на ранчо бывали гости, она не давала им ни малейшей пищи для размышлений. Оставаясь наедине с Джиджи, Гомер иногда говорил о делах, и, хотя они были выше ее понимания, ему казалось, будто у него самого в голове становилось больше ясности. Джиджи была единственным человеком, с которым он говорил свободно и открыто.

Удовлетворяя собственное чувство ответственности за нее, Гомер сделал специальное добавление к своему завещанию. Доверенный адвокат, который ведал его юридическими делами наиболее личного характера, был поражен названной суммой.

— А сможет ли эта... это лицо правильно распорядиться такого размера суммой? — осторожно спросил он. — Может быть, лучше...

— Она сумеет распорядиться своими личными финансовыми делами лучше, чем ты — своими, сынок.

— Да я просто...

— Вот и делай то, что я тебе говорю.

Ему нравилось думать, как после оглашения завещания охотники за чужими деньгами накинутся на эту простую женщину из заброшенной деревеньки и какой отпор они получат с ее стороны, ибо она со своей практичностью и проницательностью насквозь видит любой обман.

Все они, включая нынешнюю его подругу Хильермину, выработали у Гомера определенную оборонительную тактику против женщин типа той, которую он импульсивно пригласил посидеть с ним.

— Они крепко наказали меня, — сказал он.

— Слухи об этом ходят, — сказала тогда Бетти Доусон. — Если кто-нибудь обыгрывает дом, об этом трубят в газетах. Если же наоборот, то в рот воды набирают.

— Я думаю, вас интересуют люди, которым есть что проигрывать. Так что когда они проигрывают, это самое приятное для них событие. В данный момент я победил бы в конкурсе на самую популярную личность.

Официант принес кофе. Когда он отошел на достаточное расстояние, Бетти посмотрела на Гомера внезапно сузившимися глазами и сказала: