Легкая голова - [13]

— Это что? Это что такое?! — голос Просто Наташи срывался. — Что вы мне тут такое устроили?! Кто это сука, я сука?!

— Да с чего вы взяли? Я, что ли, это намалевал? — возмутился Максим Т. Ермаков. — Это мне намалевали! Отморозки здешние!

— Почему вы в таком виде?! — зашипела квартирная хозяйка, наступая на Максима Т. Ермакова и целясь в него жеваным углом своей раздутой грязно-розовой сумки.

Ну, мама! Максим Т. Ермаков увидел себя со стороны. Старый халат плохо сходился на выросшем животе, истерзанном до алой полосы тесным брючным ремнем, — и черт знает что еще могло мелькнуть перед злобной бабой, наглухо задраенной в грубый кожаный плащ, похожий на картон и отороченный кошкой.

— Я вас что, ждал сегодня? Сейчас оденусь, — проворчал Максим Т. Ермаков, стягивая полы халата и по-женски тесно семеня в спальню.

— Не ждали? Вот это мило! Второе число сегодня! — неслось ему вслед. — За квартиру не надо платить? Я-то ладно, проживу на хлебе и воде. А маму мою больную кто содержать будет? Вы в маминой квартире живете, между прочим!

Точно, второе февраля. За своими деньгами Просто Наташа приходила с неотвратимостью Каменного гостя. Тот факт, что Максим Т. Ермаков занимал «мамину» жилплощадь и тем вытеснял из жизни заслуженную учительницу, от которой в квартире остался тяжкий, с пятнами доисторических чернил и могильным запахом из ящиков, письменный стол, — как бы накладывало на Максима Т. Ермакова дополнительные моральные обязательства. Просто Наташа пыталась конвертировать эти обязательства в дополнительную плату. Бормоча ругательства, Максим Т. Ермаков натянул пропотевшую, с воротником как холодная резина, офисную рубашку, кое-как застегнул измятые брюки и отсчитал положенные тридцать тысяч. Шаркая на кухню, он услышал, как из ванны зычными глотками, точно опорожняется целая пещера, уходит вода.

— Надо воду сливать, чтобы не было протечки, и плиту надо чистить специальным средством для керамики, а не засирать, — нервно сообщила Просто Наташа, созерцая под разными углами зеркальную поверхность плиты Indesit, на которой, словно лунное затмение на черном небе, еле угадывался след от кастрюли.

Квартплату Просто Наташа пересчитала трижды; от ее сырых помытых пальцев, на которых слезились, ослепнув, мокрые каменья, деньги размякли и вспухли. Неоттертый указательный Просто Наташа держала на отлете, он, как и у Максима Т. Ермакова, был словно покрыт белесой плесенью.

— Так, а за дверь? — скандальным голосом спросила она, закончив пересчет.

— Не я вашу дверь исхреначил. Кто это сделал, с того и спрашивайте!

— Я что, следствие буду проводить? Вы живете, вы и платите. С вас еще пятнадцать тысяч, если не желаете себе больших неприятностей.

— Да новая дверь столько не стоит! — опешил Максим Т. Ермаков.

— Откуда вам знать, что сколько стоит, не вы ремонт делали! — тотчас повысила голос Просто Наташа. — Я на последние рубли ламинат стелила, дверь обивала, покупала плиту! В долги влезла, в жизни никогда не было таких долгов. Мне с моими заработками этот ремонт встал, как другому бы в миллион.

— А как вы себе представляете, Наташа: вы квартиру сдали, в ней живут, а ремонт только новее становится? — как можно спокойнее спросил Максим Т. Ермаков, доставая сигарету.

— Не курите в квартире! — взвизгнула Просто Наташа и хлопнула Максима Т. Ермакова по руке. — Вон, все мужчины на лестнице курят!

Максим Т. Ермаков вздрогнул, сообразив, каких именно мужчин она имеет в виду.

— Ладно, пятнадцать не дам, дам семь, — злобно проворчал он и большими валкими шагами направился в спальню.

— Девять! — выкрикнула ему в спину Просто Наташа.

Снова распотрошив рублевую заначку, Максим Т. Ермаков подержал перед собой поредевшие деньги, чувствуя себя осенним кленом, с которого под ветром облетают листья. Отделил девять тысячных бумажек, потом, постояв с ними, вернул себе одну, словно сделал осторожный и маленький карточный ход. «Ну, зашибись, — подумал он, засовывая заначку обратно за обложку старого ежедневника. — Какая-то бзданутая баба снимает с меня бабки как нечего делать. А я с них не могу, с уродов этих. Почему так?»

Просто Наташа, недосчитавшись тысячи, связала рот узелком, но ничего не сказала, с покорным вздохом убрала деньги в сумку. Она уже наболтала себе из запасов Максима Т. Ермакова поллитровую кружку растворимого кофе, в которой ложка клокала с деревянным звуком и плавали комья как бы коричневой краски; теперь оставалось только ждать, когда она все это выпьет.

Просто Наташа никуда не спешила. Недовольство ее заполняло крошечную кухню и заставляло моргать слабосильную лампу в мучнистом плафоне. Казалось, квартирная хозяйка подсасывает электричество для продолжения скандала и просто так не уйдет.

— Дверь отмоете как следует. Чтобы никакой суки мне на моих дверях не было. Бензинчиком! — проговорила она, наконец. — Есть у вас машина, вот бензинчиком и ототрете.

— Я же заплатил за ущерб, вам теперь и мыть, — парировал Максим Т. Ермаков и тут же пожалел, что не сдержался.

— Мне?! Да как вам не совестно! — Просто Наташа вся пошла пятнами того характерного ядовито-розового цвета, который был ей присущ от природы и по возможности воспроизводился в одежде. — Предлагать такое женщине старше вас по возрасту! Мне, значит, маму мою лежачую кормить с ложки, стирать за ней и еще дверь за вами мыть? Я вам серьезно говорю, я вас предупредила: если не желаете себе неприятностей, ведите себя как человек. У нас с вами договор составлен, там сведения, и мне отлично известно, где вы работаете. Я могу на вашу фирму жалобу написать. Посмотрим, как это понравится вашему начальству.