Легион Безголовый - [13]

Естественно, переворачивается.

Все смотрят на таможенника. По правилам волшебного числа “три” он должен наконец свалиться с пригретого чужим генеральским телом места. Это должно быть смешно. Но таможенник плюет на законы чисел и продолжает с невероятным упорством цепляться за краешек кресел.

— Ну и ладно, — говорит полковник Чуб, отворачиваясь к схеме самолета.

— Рано или поздно, — поддакивают остальные замы, зам замы и мы с Машкой. Закон чисел неумолим, но случаются осечки.

Наваливаюсь грудью на стол и тщательно, под комментарии Баобабовой, тетка которой до стюардесс работала на секретном самолетном заводе главным конструктором по обшивке кресел, изучаю схему.

— Это что?

— Крылья. — Машка чувствует, что время шуток прошло, и работает четко и немногословно. — Хвост. Не знаю. Опять не знаю. Топливные баки. Салон. Подвал. Без понятия. Туда же. А черт его знает. Ящик черный. Ящик белый. Холодильник. Пакеты использованные. Кабина. Командирское кресло. Штурвал.

— Почему круглый?

Откликается полковник Дуб, ответственный за представленные схемы. Стирает круглый руль, пририсовывает половинку баранки. Так гораздо правдоподобнее.

— А колеса где?

Полковник Дуб подрисовывает и колеса.

— Без прицепа?

Полковник тянется к хвосту рисунка добавить необходимую деталь, но его вовремя одергивают гражданские. Мне же сообщают, что прицепы в данной конструкции технически нецелесообразны и не предусмотрены.

— Определенно надо сбивать, — не унимается Баобабова, протирая ладошкой свой любимый пистолет.

— Требуется осмотр места происшествия. Подхожу к большому окну, выходящему на взлетное поле. В целях безопасности все самолеты собраны в кучу у одного из ангаров и оцеплены пожарными машинами. Само взлетное поле чисто. Садись, не хочу. Только редко кое-где высунется голова солдатика из оцепления, которому надоело прятаться в редкой траве.

Подходит начальник штаба, склоняется поближе и, озираясь на гражданских, сообщает, что:

— Есть две кассеты. Последние записи песен с “Ту”. Хотите послушать? За тридцатку уступлю. Нет? Ладно, вы мне нравитесь. Даром отдам. Впрочем, если честно, нет там ничего интересного. Помехи одни.

— Сами же сказали, что поет кто-то.

— Разве это песни? Нытье. Да такое, что сердце пошаливать начинает. Кстати, если понадобится, у нас “Скорая помощь” круглосуточно дежурит. Даже спирт есть. Берете, значит?

— Я послушаю.

Полковник на цыпочках крадется к креслам, где отдыхают, обнявшись, генерал и таможенник. Вытаскивает из уха непосредственного начальника наушники и извлекает из-под шинелей плеер. Приносит добычу мне.

— Только долго не слушайте. В сон тянет.

— Генерал спит, служба не идет, — чеканно, не шамкая, произносит генерал, переворачиваясь на какой, я уже запутался, бок. Запоздало срабатывает магия чисел, таможенника ловят расторопные полковничьи руки в двух сантиметрах от пола. Баобабова в восторге.

— Это наша работа, — смущаются полковники, укладывая таможенника на металлическую лавку, принесенную с улицы.

Отхожу подальше. Втыкаю наушник в ухо. Он все еще хранит тепло генеральской ушной раковины. Надо признать и не бояться того факта, что у генералов горячие уши. Это от природы не дается, а приходит с годами. Включаю плеер на воспроизведение.

— Как хорошо быть генералом!..

— Извините, не та кассета, — полковник самостоятельно меняет вещдоки местами. — Нет, товарищ лейтенант, это из личной фонотеки товарища генерала. Он с этими песнями и в атаку ходит, и с подчиненными разбирается. Наслаждайтесь, не буду вам мешать.

Щелкает кнопка. В мозг впиваются чужеродные, явно нечеловеческие звуки. Через мгновение понимаю, это голос диспетчера с вышки, который не выдержал психологической нагрузки и слегка сорвался. Через какое-то время все приходит в норму.

— “Борт с неизвестным номером! Отзовитесь вышке! Борт! Назовите свой бортовой номер! Уроды! Всем, кто меня слышит на неизвестном борту! Отзовитесь. Если слышите, покачайте крылом. Можно двумя. Если не слышите, помигайте иллюминаторами”.

Диспетчер в ухе неожиданно замолкает, и слышно, как играют волнами эфира всевозможные помехи. Хрипят, посвистывают, жужжат и шипят. Но и эти звуки понемногу исчезают. В голове, так же как на кассете, возникает тишина. Никаких таких запрещенных песен не слышу.

Три длинных гудка. Щелчок.

— Лейтенант… ш-ш-ш…

Вздрагиваю. Голос у меня в голове. Или кажется? Оглядываюсь, может, полковники шутят во время служебно-боевых действий?

— Хи-хи-хи… — Это точно в голове. Полковники, на которых грешил, за столом. Обсуждают что-то. Баобабова тоже не в пределах видимости. Про генерала и таможенника не говорю. Спят. Отворачиваюсь ото всех.

— Кто это?

— Хи-хи-хи….

— Эй! Кто вы?

Мне совершенно не страшно. А по идее должно быть. Но я за время работы в отделе “Пи” видел не только разъяренную Баобабову и недовольного капитана Угробова. Приходилось бывать в переделках более серьезных. Если кто центральную периодику не пролистывает, могу напомнить про историю с обезвреживанием летающей тарелки, которая занималась контрабандной перевозкой иностранных гражданок на территорию нашего города. Воронка от тарелки вот такая, а мне хоть бы что. Небольшая пересадка кожи на некоторые опаленные участки тела. Или хотя бы тот случай, когда…