Белоснежная яхта плавно покачивалась на серебряной дорожке от огромной желтой луны.
Небо Карибского побережья мерцало от бесчисленного количества ярких звезд.
Теплый песок просачивался сквозь пальцы, и хозяйка ночного неба внимательно смотрела мне в глаза.
Безумно красивая мулатка, улыбаясь, вышла из моря и, обжигая прохладным телом, склонилась надо мной. Ее гибкие пальцы взъерошили мне волосы, и приблизившиеся губы прошептали:
– Идем на яхту. Скоро утро, а мы должны еще так много узнать друг о друге.
Лицо склонилось ниже, и я почувствовал, как упруга ее грудь, как сильно стучит сердце.
Страсть, всепоглощающая страсть, охватила меня, заставляя дрожать от радости и счастья.
– Нет, нет! Не сейчас и не здесь, – Мулатка тихо засмеялась, – Ты так нетерпелив. Идем. Идем же скорей… Идем…
* * *
– Вась, а Вась? Ну пойдем что ль?
В один миг исчезло и Карибское побережье и белоснежная яхта и прекрасная мулатка, которая так желала меня. Видение улетучилось, и я вновь вернулся в реальность. Серую и обыденную…
– Вась! Ты чё, оглох штоль?
Клавка, в деревне ее за глаза еще называли «дурой озабоченной», тряхнула меня за рукав так, что затрещали нитки.
– Вась! Все уж поди в клубе давно. Нынче с города лектор приехал. Чудной такой! Ну, прям козел.
От Клавкиного смеха затихли на деревне собаки. А я в который раз за этот день подумал, что беда одна, действительно, не ходит. Вчера чуть в бане ногу не подвернул, а сегодня… Вот она – беда. Рядом сидит.
Да и не беда, а целая катастрофа. Говорили мне мужики, чтоб отказался ее провожать. Так нет! Скучно мне стало. Дай, думаю, доведу до дому. Не убудет. Вот и проводил. Со вчерашнего вечера шляемся. Прилипла стерва, не отодрать. Это ж Клавка.
– А чё я в клубе не видел? – сдавать последний мужской бастион не хотелось. Мужик должен быть самостоятельным, – Снова дрыгаться под Пашкин магнитофон, да рожи Кругловским бить?
– Так Кругловские после давешного с неделю не заявятся. Ты ж им все ребра переломал.
– Сами виноваты.
Сказать по правде, ребер я не ломал. Так, накостылял немного. Чисто по деревенски.
– Вась, а Вась? Пойдем уж что ли?
Клавка сдаваться не желала. Я то знаю, что у нее на уме. – «Гляди деревня, какого я мужика отхватила!»
Вообще то с Клавкой шутки плохи. Этой тридцатилетней бабе страсть как хотелось любви. Все бы ничего. Да характер у нее был не слишком мягкий, рожей не вышла, да и фигура не ахти какая. Это я слабо сказал.
Клавка, она баба такая, что не по ее, сразу по роже.
– Ну что, касатик, пойдем?
По голосу я сразу определил – у Клавки начинает портиться настроение. Эт понятно. Я ее со вчерашнего дня за нос вожу. Она меня на сеновал тащит, а я ей о природе. О птичках да о цветочках. Клавка домой зовет, а я о работе. Но сейчас, видимо, совсем приспичило. А если у Клавки портиться настроение – жди неприятностей.
Много мужиков в нашей деревне пострадало через непомерную Клавкину любовь. Взять хотя б последний случай.
Приглянулся ей наш председатель. Мужик семейный и сильно башковитый. Но вот запал он ей.
Выловила его на скотном дворе. Так мол и так, люблю, говорит, до безобразия. Бросай семью и все такое прочее…
А председатель с дуру и ляпнул, что рожа у Клавки…
Во общем, я сам его в район отвозил. До сих пор в бинтах лежит, Клавке спасибо говорит, что не до конца изувечила.
Да не он один такой. Клавка… Она и есть Клавка. Баба не совсем глупая, но… дура.
Я так думаю, что у нее от любви сдвиг пошел. Ладно б на лицо хороша была. Так нет. Я вон и то, на что неразборчив, и то только в потемках могу на нее смотреть. И чё я поперся? Теперь надолго. И ведь что самое интересное? Завтра вся деревня узнает, что я, Васек Веселов обманул девицу Клавдию. И все поверят. Потому, что выгодно всем.
А мужики вздохнут облегченно. Эге-гей, слышали новость то? Клавка придурка нашла.
Смех смехом, а тоскливо. Либо в сельсовет потащит, либо отправит к председателю соседом. Ишь как льнет! Голову на плечо укладывает.
– Вась, а ты меня любишь?
Состояние от слабо вялого сигануло в удивленно ошарашенное. О-йё! Так… Начинаться… А я все думаю, когда любовь попрет? Теперь только успевай отбрыкиваться.
– Ну чё молчишь… а…?– Клавкино тело заколыхалось, и в этой вибрации почувствовалась угроза. Плохой знак, скажу я.
И чё теперь говорить? Не люблю? Так ведь с ходу зашибет. Вон как ручища изгородь поглаживает. Я хоть и сам мужик не робкий, но боязно что-то стало. Не! Это последний, так сказать, запасной вариант. Скажу люблю. А потом разберусь. Нет. То ж не годиться. Она меня тут же на лавочке и завалит со страсти. Под луной, так сказать, и под звездами. И не отбиться. В ней же… Господи, сколько ж в ней пудов то… Она ж как…
До размышлять Клавка не позволила. Она, видимо, сочла, что достаточно обхаживала мужика и теперь имеет на него (я имею в виду на меня), полное, так сказать, гражданское и уголовное право.
Она сграбастала в пригоршню ворот моей рубашки и рванула на себя…
А я мужикам до последней минуты не верил…
– Вася! Я тебя в последний раз спрашиваю! Считаю до трех…
Перед глазами ненавязчиво всплыл образ горячо любимого председателя. Еще здорового и не покалеченного. Интересно? Она его предупреждала или нет?