Легенды разных перекрестков - [16]

Теперь делается понятнее, почему жена Георга Отса, отчаявшись в душевных качествах гинекологов, со слезами просила у проктолога справку, что ей нельзя, как сегодня выражаются, иметь анальный секс. Вне оперной и эстрадной сцен великий певец издавал мало звуков. Сын работяг и сам работяга, он предпочитал действовать без лишних слов. Не боясь конкуренции, тут он предпочитал, чтобы звуки издавали другие. А поскольку талант всегда замешан на темпераменте, в таланте же его никто и не сомневался, есть все основания посочувствовать его жене. Отс был Народным артистом, избалованным потаканием властей, и никакая цидулька от районного лекаря не могла воспрепятствовать отправлению его эстетических потребностей. В конце концов, навязчивой идеей жены стало постричься в монахини.

Отчаявшись, она пыталась опередить свое время и увильнуть от исполнения законных обязанностей таким изощренным ходом, как формирование у мужа представления о престиже и высоком смысле нетрадиционной сексуальной ориентации в мировых кругах вокалистов. Она ударилась в педагогику. В доме замелькали мальчики. И однако выходные выпадали ей гораздо реже, чем того требовала надорванная психика и прочие части тела. Зоркие глаза Отса неукоснительно замечали все, что шевелится.

Не заметить же Эви Киви было невозможно, а шевелилась она так, что по сравнению с ней газель выглядела газонокосилкой, страдающей болезнью Паркинсона. Она и сейчас еще ничего, а в девятнадцать лет при виде юной старлетки эстонские мужчины увеличивали паузы в разговоре с обычных трех минут до полного забвения предшествующей фразы. Там была золотая грива, эмалевые глаза, невинно-чувственный рот, точеная фигура и ноги непосредственно от бюста.

Короче, как там про лед и пламень, стекло и камень, в чего-то разверстую угль пылающий водвинул, швейная машинка с электрическим приводом, и вообще в это самое время на Балтике произошел ураган, срывающий с домов все, что с них можно было сорвать, сметая ограды и кидая телеграфные столбы; история достопамятная старожилам. Это была любовь, и это была страсть.

В один из кратких периодов, когда стрелка барометра мирно указывала затишье, влюбленная пара зашла позавтракать в кафе. Это известное кафе называлось тогда «Москва» и располагалось на площади Победы. Сейчас это, наоборот, площадь Свободы, просторное же кафе, придавленное «Таллинн Банком», сократилось до размеров кукиша с умышленным названием, которое невозможно запомнить не эстонцу в третьем поколении.

Это было необыкновенное по изыску и бесприютности кафе. Там пахло парижской белоэмиграцией, обнищавшей до уровня последней чашки кофе. Европейский сквознячок студил зал. Улыбки чистеньких официанток выглядели наклеенными без старания. Нагое электричество падало на черные деревянные столы, и стерильный воздух отдавал пустотой и самоубийством. И струнный квинтет пилил классику. Здесь работали немолодые и чинные музыканты филармонии. Они играли хорошо, но неким необъяснимым образом все ноты ввинчивались в пространство по отдельности, и казалось, что каждая струна исполняет свои обязанности независимо от остальных. Эстонцы вообще большие индивидуалисты.

Серые туманные клочья ломились в стеклянную стену, и готические острия соборов неслись сквозь них. Утро было мокрым, хотя скорее мокрым был уже полдень.

И вот две звезды озарили своим светом и теплом эту хренотень. Шампанское вспенилось, кофе задымился, горячий шведский бутерброд зашкворчал, и млеющая официантка попросила автограф.

Через полчаса звезды отбыли, влекомые законами небесной механики по своей ослепительной орбите, и в пустом кафе остались на память скромным землянам запах дорогих духов, заграничных сигарет, королевские чаевые и грязная посуда. И млеющая официантка не сразу поняла, что мешает ей наводить порядок.

А мешало ей то, что на спинке стула висела черная сумочка крокодиловой кожи.

Умственно травмированная близостью к великим людям, официантка сообразила наконец, что к чему, вновь обретенная реальность открыла ей нехитрую связь вещей в природе, она схватила сумочку и бросилась к двери, ломая каблуки. Но посетители уже исчезли.

И вот тут официантка, душа наивная и восторженная, промашечку сделала. Ей бы сумочку гардеробщику сдать, и забыть про это. В обязанности гардеробщика входит хранить забытые посетителями вещи и возвращать их владельцам либо сдавать в бюро находок.

Она же пока оставила сумочку при себе. Пять минут она мечтала, как вручит ее лично забывчивой красавице и ее великому другу. На шестой минуте любопытство подпихнуло официантку на путь бессчетных жен Синей Бороды. Оправдывая себя тем, что вдруг это неизвестно чья сумочка, уточнить надо, она служебной походкой проследовала с предметом в туалет и щелкнула задвижкой.

Отсутствовала она столь долго, как если бы накануне поужинала веревкой. Когда же дверь неуверенно приоткрылась, оттуда боком, как мороженый краб, вывалилось странное существо. Ротик у существа был круглый, глазки квадратные, и вообще геометрия лица искажена в стиле кубизма. Держа на вытянутых руках тикающую бомбу в крокодиловой коже, существо переместилось на кухню и рухнуло на поднос с посудой.