Легенды о славном мичмане Егоркине - [9]

Наконец, заговорил командир пришельцев, с выраженным удивлением и некоторой озадаченностью:

– Вы тут, оказывается, все выдыхаете из себя сплошной яд – продукт разложения растительного белка, который вырабатывают какие-то микроорганизмы, грибовидного типа – летучие соединения углеводорода и кислорода. Это – запах смерти! Вы умирающие особи! Это запах самой смерти! – вещает он страшным таким загробным голосом: – И вы можете нам совсем не подойти!

Его последняя фраза меня, конечно, совсем не огорчила, наоборот. Но все равно – даже как-то неуютно стало. И где-о – даже совестно и стыдно за человечество, как чистое когда-то Божье создание. Но сейчас так надо было – в жизненных интересах этого самого человечества.

Я дополнил:

– И особенно – по выходным и праздникам, а что выдыхаем потом по понедельникам – ни лавровым листом, ни мускатным орехом не отшибешь! Только импортный антиполицай помогает, и то – ненадолго! Но если кто у нас и умирает, хоть буквально, хоть фигурально, так это только тот, кто нормы совсем не знает, и дозу рассчитать не умеет, и когда еще похмелиться нельзя по служебной необходимости – чтобы замполит и подчиненные не унюхали. Но до пятницы почти все полностью реанимируемся самостоятельно. Но некоторым это делать нельзя – по состоянию здоровья или из-за скрываемой личной вредности и подлости. Я в том смысле, что нельзя вам пить эту самую жидкость, что из продукта микроорганизмов.

Вот тут один из них попросил меня дать ему каплю моей крови на анализ. А что? – Да запросто! – ответил я. То, что мгновенно выдал им их умный прибор, лизнув моей крови, космическим гостям совсем не понравилось.

– А это – у отдельных особей, или как-то распространяется? И каким путем?

– Да, конечно, говорю, распространяется. И я бы так сказал – прямо умственным путем! Вот, бывает, грустно, как-то, стрессы там мучают, или наоборот – удача какая, и радость тебя обуревает. Тогда – то и берешь ты емкость побольше с этим жизненно-опасным напитком, и идешь к друзьям. Даже если они вроде бы и не хотят, то все равно, в конце – концов, помогают тебе справиться с ним. Потом оказывается, что его не хватает, и кто-то приносит или достает еще! А в одиночку у нас пьют только самые пропащие люди! Так что – шило флотское, это инфекционная болезнь. Особенно – с хорошей закуской. Тогда от него вообще редко кто отказывается! А если еще и на дармовщину…

– А долго продолжаются приступы этой болезни? – поинтересовался Штирлиц.

– Да пока не кончится источник выпивки – плюс еще кое-какое время на преодоление последствий и уяснение вопроса, на каком ты сейчас свете обретаешься.

Зеленые задумались и как-то загрустили! Не думаю, что они меня буквально поняли, но смутились здорово! И вот, в этот самый момент их “прапорщик” незаметно подошел ко мне и попросил отхлебнуть еще из бутылки. А мне что – жалко? Я объяснил ему, на этот раз, технологию питья “шила”, давно уже отработанную на нашем флоте, плеснул ему в кружку. Разбавил в пределах разумного (чистый он без практики не потянет, я это уже понял), подготовил ему закуску – дал ему вскрытую банку и ложку. Я ему пояснил, что пить просто так – это прямой путь к алкоголизму и признак бескультурья. Сначала нужно сказать хоть самый простой тост. Например, чтоб вас всех быстрей сдуло с нашей планеты к вашему кораблю! Он согласно закивал, сказал – что сам давно уже об этом мечтает, бодро выпил и закусил. Вот на этот раз на лице его отобразилось блаженство. “Во пробрало!” – думаю! А спирт-то в самом деле хороший – чистый, медицинский, двойной ректификат, специально для легководолазных спусков выдавали. Сэкономил вот… Да совсем и не жалко, лишь бы для пользы дела!

Их механик, тем временем, внимательно смотрел на экраны приборов, цокал языком и повторял:

– Командир, да ну их на хрен, спиртодышащих этих! Что, других планет нам мало, мотаем отсюда поскорее, а? Командир, мотаем отсюда, пока чего не подцепили. А то поздно-то каяться и жалеть самих себя будет!

– Так, значит, говоришь, болезнь эта заразная? – спросил меня зеленый Штирлиц.

– Еще какая! – говорю. Только решишь “завязать” с этим делом, так припрется какая-то зараза со своей бутылкой – и плакали твои благие намерения. А на утро – башка болит, работоспособности никакой… И ведь сам потом достаешь запасы на “черный день”, и уже только утром понимаешь, что вчера у тебя был еще не черный день, а светлый вечер. А вот черный день начался сегодня, и прямо с утра! Да и, опять же, жена в таких случаях отказывает в половой близости, способствующей размножению нашего вида… Вымрем, блин, совсем на хрен, когда-то, по этой самой причине! – искренне забеспокоился я.

Отвлекшись от сюжета, Егоркин обратился к нам:

– А вот теперь скажите товарищи офицеры, разве концептуально не прав я в этом вопросе, в смысле основного инстинкта, который жены глушат в случае злоупотреблений? Вот, то-то!

Но продолжаю: тут в разговор с командиром “зеленых” и их “Штирлицем” вступил наш механик – башковитый мужик. И пошла между ними одна терминология из физики и химии, и я заскучал, подзабыл уже многое, да честно сказать – и не знал еще больше. Танцы и всякий спорт в школе я любил явно больше физики. И как, и чем меня только батя не вразумлял по кормовой-то части да по хребту – а все до мозгов не доходило. Уж видно тягу к учебе не привьешь ни ремнем по заднице, когда в младших классах, ни колом из плетня по хребту – когда уже в выпускных. Тут либо – дано, либо нет, во всяком случае, все лентяи у нас считают именно так! А больше десятилетки-то я нигде потом и не учился. Но читать люблю. Особенно на вахте и в дороге. Но тут, вдруг, чувствую, под общий шумок, пока отцы-командиры не видят, тянет меня “прапорщик-звездпех” этот за рукав – пойдем, мол, зайдем за катер. Мы тихо слиняли с глаз долой от начальства, и тот тип мне говорит: