Легенды о призраках - [59]

Я взглянул на Джинни, и она мне подмигнула.

– Это была фальшивка, – продолжал старик. – Но как во многих вещах, названных фальшивками, в ней была толика правды. Книга «Валам-Олум» и в самом деле существует. Скажем так: я контактирую с определенной группой ленапов, которые живут в самом сердце леса. Они защищают настоящую «Валам-Олум». И я хочу вам показать страницу из этой книги. – Шерман развернул полотенце. Внутри оказался свиток тонкой, желтоватой березовой коры, такой мягкой и гибкой, что она напоминала ткань. В центре свитка была нарисована гигантская черепаха с человеком, сидящим на ее спине.

– Это не ты нарисовал, Шерман? – спросила Джинни с глуповатой, обкуренной улыбкой.

– Нет, она настоящая, – сказал он. – Если они обнаружат, что я ее взял, они пошлют за мной махтанту.

– А кто это? – спросил я.

– Что-то вроде демона, – сказала Джинни.

– Наверное, когда вы шли к дому, вы этого не заметили, но он окружен бетонным желобом, который всегда наполнен водой. У меня круглые сутки работает насос, который гонит воду по кругу. Мне известно, что духи не могут перейти через текущую воду.

– А как вы поступаете, когда вам нужно покинуть дом? – спросил я.

– О, в таких случаях мне нужно быть очень осторожным. Перед выходом из дома я провожу всякие ритуалы. У меня нет права на ошибку.

– А каковы шансы, что они вас настигнут? – спросил я.

– Если я все буду делать правильно, ничего не случится, – заявил Шерман. – Но теперь дело не только во мне. Помните, вы мои свидетели. Если вы – пусть даже шепотом – расскажете кому-нибудь за пределами этого защищенного места о том, что я вам сейчас показал, они узнают, что я забрал страницу, и тогда меня ничто не спасет, как бы я ни был осторожен. Поэтому обещайте, что вы ничего никому не скажете.

– Хорошо, я никому ничего не скажу. – Я встал, пожал ему руку, попрощался с Джинни и вышел из дома, чуть не промахнувшись мимо бетонного блока под входной дверью. Сумасброд сказал, что я мог взять одну из его картин, и, как я ни хотел побыстрее убраться оттуда, я замедлил шаги, приглядываясь, что бы мне выбрать. Старик и в самом деле был не в себе, от его рассказа на террасе у меня мурашки бегали по спине, а уж подмигивающая Джинни с косяком в руке… Но, с другой стороны, я понимал, что если у меня не будет какого-нибудь материального объекта, связанного с этой историей, никто мне не поверит, если мне когда-нибудь – возможно, через много лет – приведется рассказать ее. Я взял из руки узловатого древесного существа изображение кладбища с дубом. Освободившись от веса картины, деревянный гигант будто встряхнулся. Я положил картину на заднее сиденье и всю дорогу до дома непроизвольно поглядывал в зеркало заднего вида.

Линн один раз взглянула на картину и сказала «нет», поэтому я повесил ее в своем кабинете. Вечером, в постели, она спросила, как я съездил в Пайн-Барренс. Я рассказал ей о церкви и о выставке картин. Мне хотелось рассказать ей и о странном эпизоде, произошедшем на террасе желтого дома Сумасброда, но ведь я обещал молчать. Так ничего и не сказав, я уснул.

Прошла пара лет. Дети ходили в школу, Линн и я работали. Проклятие Сумасброда стало всего лишь очередным событием из бесконечного их ряда и скоро перестало меня занимать. Изредка я видел его в городе или на дороге и думал о том, какие обряды ему пришлось провести для того, чтобы иметь возможность уйти так далеко от дома. Иногда мой взгляд натыкался на картину, висевшую у меня в кабинете, и тогда я тоже его вспоминал. Но это были редкие, почти неуловимые мгновения. Большую часть времени я был просто занят своей жизнью. Однако все же, даже напиваясь пьяным на вечеринках, даже под коноплей я не выдавал секрета старика.

Прошло еще сколько-то времени, и вся эта история занимала столько же места в моих мыслях, как и мой третий день рождения. Но однажды вечером Линн приехала с работы сама не своя. Она вся дрожала.

– Сумасброд, – сказала она. – Я его чуть не сбила. Он или пьян, или не знаю что… шел прямо посреди Атшен-роуд.

– Ого! – воскликнул я.

– Да черт с ним, – проговорила она. – Я чуть в дерево не врезалась, пытаясь его объехать.

– Что будем делать?

– А что тут можно сделать? Не лезть в это дело.

– Кто-нибудь его собьет, – обеспокоенно произнес я.

– Он последний ум растерял, – сказала Линн и стала звонить в полицию.

Может, спустя месяц после этого, примерно на протяжении двух недель, я то и дело слышал о Сумасброде. То у него случился припадок в пиццерии, и он на кого-то накинулся, то люди видели, как он шатался по проезжей части Атшен-роуд, а изо рта у него шла пена, а потом машина, пытавшаяся его объехать, врезалась в дерево, хотя никто не пострадал. Все это привело к тому, к чему должно было привести: как-то вечером его сбил грузовик. Нам сказал об этом сосед, Дэйв, когда мы сидели на берегу озера. Он был знаком с полицейским, которого вызвали на место происшествия.

– Греттса просто размазало по дороге, – сказал он.

Я молчал еще несколько месяцев из странного чувства уважения к Сумасброду, а затем, в конце лета, рассказал Линн всю историю. Мы сидели на террасе при свечах и пили кофе. Когда я закончил, она сразу спросила: