Легенды о призраках - [58]

Тропа начиналась ярдах в двадцати. Я знал, что если бы я был готов к долгому путешествию, она провела бы меня через самое сердце Пайн-Барренс и закончилась через пятьдесят миль в Батсто, еще одном поселке, где плавили металл и делали дробь во время Войны за независимость. Я вошел в лес. Через сотню ярдов слева открылась широкая поляна, на которой стояла белая церковь. Я читал про нее – это была квакерская церковь Сэмюэля Ричардса, построенная в 1828 году. Ричардс владел литейным заводом в Атшен-Виллидж. Его особняк до сих пор стоит на берегу озера.

Рядом с церковью располагалось кладбище – концентрические круги могильных камней. В дальнем конце кладбища рос огромный дуб, я таких больших в жизни не видел. Он был очень старым, его оголенные ветви резко выделялись на фоне синего неба. Он стоял так, как будто о чем-то задумался. Я свернул с тропы и направился к кладбищу. Надгробия были небольшие, закругленные сверху. Они были сделаны из какого-то белого камня – мрамора или песчаника. Я шел по кладбищу и читал надписи – те, которые мог разобрать. Самой старой датой из тех, что я видел, был 1809 год. Какая-то напасть в один день унесла жизни четырех членов семьи Эндрюс. Возвращаясь назад на тропу, я через плечо поглядывал на дуб.

В тот первый раз я углубился в Пайн-Барренс на милю и никого по дороге не встретил. Наконец, в том месте, где ручей подходит близко к тропе, я остановился. Меня окружали сосны и дубы. И во все стороны, насколько хватал глаз, были только деревья. Земля была устлана желтыми и красными листьями. Было так тихо, что я слышал, как потрескивали сосны, едва заметно раскачивавшиеся от ветра. Где-то вдалеке закаркала ворона. Тут у меня стало как-то неприятно на душе, я развернулся и пошел обратно. Я видел оленя, смотревшего на меня из-за деревьев.

Я сел в машину, перекатился через холм, выбрался по крутому склону на 206-е шоссе, пересек его и поехал домой по Атшен-роуд. Вдруг я заметил у дороги большой деревянный щит, на котором ярко-зеленой краской по оранжевому фону было написано от руки: «СЕГОДНЯ ВЫСТАВКА! ЗАЕЗЖАЙТЕ!» Тут я увидел, что это дом Сумасброда, и съехал с дороги. На широкой обочине Атшен-роуд уже стояло несколько автомобилей, и еще больше их выстроилось перед самим домом. Я вышел из машины и увидел людей на заднем дворе. В воздухе пахло барбекю.

Я прошел мимо извивавшихся деревьев и завернул за дом. На обширном заднем дворе было еще больше этих странных скульптур, и к их перекрученным ветвям были подвешены картины и костяные статуэтки. Тут и там сидели люди и курили травку, и почти у каждого в руках была открытая бутылка с пивом. Они кивали мне и улыбались. Дети, подростки, старики, белые, черные, даже одна женщина в белых арабских одеждах. Когда я проходил мимо гриля, парень с бородкой и татуированными руками протянул мне хот-дог. Я взял его и пошел дальше, разглядывая картины.

Сумасброд был, конечно, не Пикассо, но в его работах, в основном в стиле примитивизма, было что-то притягательное. Это были изображения событий, когда-то происходивших в Пайн-Барренс: индейцы, олени, поселенцы, охота на диких индеек. На одном рисунке была изображена могила под огромным дубом, на еще нескольких – какие-то существа вроде демонов. Мне стало неуютно под их взглядами. Я закурил сигарету и отошел поближе к дому. Когда музыка – «Hello Walls» Фарона Янга, которая играла на старенькой «Виктории», – стихла, я услышал женский голос, зовущий меня по имени, и обернулся.

– Я здесь, здесь! – сказала женщина. Я посмотрел в полумрак закрытой террасы, рядом с которой я стоял.

– Кто «я»? – спросил я, прикрыв глаза ладонью, чтобы не мешало солнце.

– Джинни Сэнгер, – сказала она.

Я направился к бетонному блоку, заменявшему ступеньки, встал на него и открыл забранную сеткой дверь. Когда глаза привыкли к сумраку, я увидел Джинни, сидевшую на деревянном садовом стуле рядом с Сумасбродом, у которого на плечах была шкура, на голове – красно-бело-синяя повязка, а в пальцах – косяк толщиной с сигару.

Представив меня Сумасброду, Джинни сказала:

– Это Шерман Греттс, художник.

Я подошел и пожал старику руку.

– Видел вас в пиццерии, – проговорил он.

Я кивнул и сказал:

– Разглядывал ваши картины.

– Хотите купить что-нибудь? – спросил он и засмеялся.

– Сколько стоит? – поинтересовался я.

Он указал мне на пустой стул. Я сел. Он протянул мне косяк. Я как следует затянулся и передал его Джинни. Греттс сказал:

– Джинни говорит, вы писатель.

– Да, – кивнул я.

– Почему вы пишете? – спросил он.

– Потому что мне это нравится, – сказал я, и он опять засмеялся.

Он затушил косяк:

– Хотите кое-что увидеть? Мне нужно, чтобы вы побыли свидетелем.

– Что вы имеете в виду?

– Если вы кое-что засвидетельствуете, я дам вам одну картину бесплатно. А Джинни будет вторым свидетелем.

– В чем? – спросил я.

– Я вам покажу. – Не вставая, он поднял с пола свернутое розовое полотенце и положил его на кофейный столик. – Сначала вам нужно меня выслушать.

Я кивнул.

– В 1836 году была опубликована книга под названием «Народы Америки». Написал ее Константин Сэмюэль Рафинеск-Шмальц. В ней Рафинеск – в основном его так называли – утверждал, что, когда он посещал племя ленапов, они передали ему во владение книгу «Валам-Олум», написанную на древесной коре древними пиктограммами и рассказывающую о том, как ленапы пришли на эту землю после большого потопа. – Старик взял со столика банку с пивом, открыл ее и передал мне. – Рафинеск да же намекнул, что некоторые рисунки в этой книге указывают на то, что прародину ленапов следует искать на просторах Сибири. Когда книга вышла, он сказал, что оригинал «Валам-Олум» сгорел во время пожара, но заверил читающую публику, что пиктограммы, представленные в его книге, настоящие. Естественно, это была неправда. Это была неправда. – Сумасброд замолчал и откинулся на спинку стула.