Легенды нелегальной разведки. Из истории спецслужб - [198]

Я кланяюсь, мягко освобождаю свой клинок и стараюсь в точности повторить движения Мастера. Мастер показывает новую комбинацию, и я снова повторяю за ним. И так — из раза в раз. Повторы изобилуют меняющимся скоростным режимом, голосовыми и дыхательным акцентами, изменением позиции. Мы порхаем по зеркальной поверхности дорогого пола, замираем, присев на одно или на оба колена, выпрыгивая вперед или вверх. Время перестает ощущаться, наши клинки вычерчивают изящные кружева.

Мы оба уже достаточно разогрелись и даже вспотели, но продолжаем этот синхронный танец, который режиссирует Мастер. Единственное, что от меня требуется, — оставаться самим собой и как можно точнее следовать показываемым движениям. Часть из них мне знакома, часть я вижу и проделываю впервые. Голова все больше освобождается от остатков ватности, с которой я проснулся в отеле. Периодически ловлю эмоции Мастера, хотя его короткие команды звучат ровно и спокойно. Он не учит меня — он позволяет мне совершенствоваться рядом с ним. Он проводит свою традиционную тренировку, а мне просто разрешено на ней присутствовать. Я стараюсь следовать старому самурайскому принципу — «краду глазами». Надо уметь перенимать техники полностью, со всем комплексом элементов и стилистики. Важно все — энергетика, ритмика, дыхание, перераспределение мышечных усилий, изящество и строгость передвижений.

Душа моя наполняется легкостью и светлой радостью. Несмотря на мышечную усталость и струящийся пот, чувствую себя отлично. Каждый повтор дается все легче и легче, и я ощущаю, что Мастер испытывает то же самое.

Внезапно он останавливается и внимательно смотрит на меня. Я понимаю, что он ждет небольшой «показательной программы», а точнее, небольшого экспромта моих наработок. Что ж, сейчас оставлю свой автограф.

Медленно кланяюсь и, выпрямившись, устремляю взгляд в бесконечность — мне надо настроиться. Ката — комплекс приемов, которыми я владею, — возникает в сознании без каких-либо усилий. Следую тем ощущениям, что окутывают меня в настоящий момент. Вдруг, не совсем понимая зачем, я прячу клинок в ножны, выполняя технический элемент ното. Мастер одобрительно наклоняет голову и улыбается краешком губ, но по его взгляду, по этой его улыбке, по позе, которую он принял, я понимаю, что он ждет от меня еще чего-то. Он уже готов объявить об окончании тренировки, но именно в этот момент я резко выпрямляюсь и гортанно выкрикиваю:

— Кэмбарай рокудори!

Додзё, Мастер, сидящие в креслах мужчины исчезают. Тело само выполняет старую технику, которую, мне это известно, Мастер никогда не выполнял, а возможно, до настоящего момента и не знал о ее существовании. Даже самый лучший специалист может не знать все ката нескольких сот существующих в настоящее время школ.

Руки, ноги, все тело работают, словно без моего участия, дыхание сливается с движением. Комплекс из двадцати четырех позиций — это дорога, которую нужно пройти, ни разу не споткнувшись. Прохожу. Замираю.

— Субарашии! — слышу я взволнованный голос Мастера и вижу его светящиеся глаза. — Это ведь те самые старые комплексы, которые родились из боевых танцев и молитв кембу, — с восхищением произносит он и вдруг вместо традиционного поклона протягивает мне руку. Я ощущаю крепкое и искреннее рукопожатие.

— Я готов выслушать вас, — переходит на официальный тон Мастер.

Произношу несколько заранее подготовленных фраз, стараясь сохранить нужный тон, а закончив, чуть отступаю назад и протокольно кланяюсь.

— Готов потренироваться с вами всю эту неделю, — говорит Мастер. — Я буду благодарен, если вы сможете обучить меня этой интересной технике. — Затем он дает команду, и мы завершаем тренировку ритуалом.

— Оцукарэ сама десита, — произносит Мастер. — Мы хорошо поработали вместе.

Когда я вышел из раздевалки, в додзё меня ждал только мой коллега.

Неделя насыщенных тренировок пролетела незаметно; с Мастером мы говорили только о технике японского клинка, и ни о чем больше. На восьмой день референт Мастера передал мне плотно запечатанный конверт и билет в салон первого класса для возвращения домой.

Моя миссия завершилась, и на следующее утро мой коллега отвез меня в международный аэропорт Нарита. Мы попрощались, прекрасно понимая, что расстаемся ненадолго.

* * *

Внимательные глаза пожилого человека неторопливо скользят по строчкам, напечатанным на листке, извлеченном из конверта. Вечерние сумерки окутывают Москву, но мне, несмотря на ранний подъем и долгий перелет, совсем не хочется спать. Чувствую что-то вроде предстартового волнения.

— Хорошо, — последовал кивок. — Вот теперь можешь немного отдохнуть и потренироваться в свое удовольствие.

Меня охватывает радость — задание выполнено. Только теперь я понял, как устал. В машине я просто проваливаюсь в сон.

— Просыпаемся! Приехали! — весело будит меня пожилой улыбчивый водитель.

Взбегаю по лестнице, нажимаю на кнопку звонка — и не успеваю оторвать палец от кнопки, как дверь открывается. Слышу родной голос бабушки. Я дома.

Ямайский ром

Злость никак не приходила. Я внутренне старался вызвать ее, но все усилия не имели никакого успеха. Голова после второй порции пятидесятилетнего рома «Монте Белла» ну никак не хотела генерировать злобные импульсы, а сердце, несмотря на старания, билось ровно, как у младенца.