Легенды нелегальной разведки. Из истории спецслужб - [148]

Вытянутые колени штанов сотрудников среднего звена резко контрастировали со стрелками безукоризненно выглаженных брюк начальствующего состава. По взглядам, приветствиям и ритуальным особенностям рукопожатий несложно было догадаться о месте каждого из них на служебно-карьерной лестнице. И только ближайшие родственники покойного оставались не охваченными этой невидимой системой координат. Им-то что до субординации?

Перебрасывались отрывочными фразами, вспоминая усопшего, подходили к родственникам и старались хоть как-то смягчить горечь потери. Процедура, свидетелем которой мне приходилось быть не единожды, всегда производила на меня впечатление некоего формализованного действа, выработанного много десятилетий назад в недрах закрытого сообщества и разыгрываемого в соответствии с протоколом прощания с умершими или погибшими сотрудниками.

То и дело у ограды парковались машины разного уровня престижности. Приехавшие, сняв целлофан с траурных букетов, скапливались перед крыльцом, присоединяясь к скорбной толпе. Все присутствующие старались, однако, не выходить за рамки своего микросообщества.

Двери зала прощания все еще были закрыты. Темы разговоров постепенно теряли связь с причиной, заставившей приехать сюда. Обсуждались служебные перестановки, перспективы карьерного роста, пенсионные дела, говорили о личных неурядицах, вспоминали какие-то далекие события. Жизнь есть жизнь, и пока человек дышит, он продолжает жить своими интересами и проблемами. Остановить это броуновское движение невозможно. Только смерть это движение останавливает, а может, просто переводит в другую плоскость. Мы же не знаем, что там — за чертой.

Наконец гроб вкатили в зал и установили на постамент. Обнажив головы, присутствующие удивленно всматривались в лицо усопшего. Смерть никого не красит, но тяжелая и мучительная болезнь практически до неузнаваемости изменила облик Юрия Константиновича. Он стал похож на мумию, обтянутую пожелтевшей кожей. Многие опускали взгляды в пол.

Пол был приятно прохладным. В пекле юга и при дефиците питьевой воды это было спасением, но спасением чреватым. Прохлада пола увеличивала шансы свалиться с тяжелейшей простудой. Я нехотя надел шлепанцы и продолжил мерить свое бунгало шагами. Все складывалось великолепно и одновременно до ужаса отвратительно.

Неожиданный и быстрый успех моего предприятия породил массу проблем. По ночам меня мучили кошмары, основательно забытые со времен раннего детства. Внутри все клокотало. Опресненная вода в душе не снимала напряжения, а заплывы в море скорее напоминали погружение в теплый бульон первобытного океана.

Облегчение, и то лишь на короткое время, приносило давнишнее изобретение советских морпехов: ликер «Малибу», крепкий семидесятишестиградусный ямайский ром и холодное кокосовое молоко с добавлением мелко колотого льда из дистиллированной и прокипяченной воды. Но злоупотреблять лекарством в угоду потенциальной ангине совсем не хотелось. Накопленная энергия не могла найти выход, и я метался целыми днями по комнатам глинобитного домика с традиционной испанской вентиляцией, которая позволяла обходиться без кондиционера, но не могла спасти от вынужденного, приводящего в исступление ожидания.

Все возможные связи были потеряны, оставалось еще несколько дней, которые необходимо было просто пережить, чтобы потом спокойно выбираться из всей этой жаркой августовской кутерьмы. Надо было принимать решение.

Наконец мысли выстроились в более или менее стройную шеренгу и, будучи расставленными по местам, позволили создать целостную картину происходящего.

Да, необходимо рискнуть и позвонить, выстроив хотя и тонкую, но все-таки реальную линию подстраховки. Телефон никак не хотел соединяться с континентом, выдавая нечленораздельное бульканье и электрический треск за подобие активности. Только через полчаса неудачных попыток удалось дозвониться по нужному номеру, но искомый абонент отсутствовал, и пришлось оставить свой номер для обратной связи. Трубка массивного, почти антикварного аппарата с грохотом опустилась на белый корпус.

Стрелки часов ползли по циферблату с неимоверной медлительностью, а солнце делало все возможное, чтобы пробраться внутрь помещения и нагреть его вместе со всем, что в нем находится, до предельно высокой температуры. Я пошел в спальню, открыл внутренние ставни, создавая конвекционный поток, спасающий от невыносимого зноя, упал на постель и забылся тем тревожным, поверхностным сном, который так необходим, когда возникает потребность убить время.

Звонок подбросил меня на кровати, и я потянулся к телефону. В трубке несколько раз что-то громко треснуло, как будто кто-то ломал на куски мембрану. Я слегка отвел ее в сторону, но тут же прижал к уху, услышав уже знакомый, с мягкими обертонами голос.

— Добрый день. Как погода?

— Здравствуйте. Жара стоит невыносимая, но по прогнозу, может быть, через пару дней будет свежее. Если прогноз не оправдается, то такая жара простоит еще пару недель.

— Не обгорите на солнышке. До свидания.

В трубке раздались короткие гудки, но этот разговор, на первый взгляд ничего не значивший, вдохнул в меня силы. Я бросился в душ, и теплые струи опресненной воды показались мне чуть прохладнее обычного. В желудке запорхали бабочки, как перед выходом на поединок, а под ложечкой засосало от внезапно проснувшегося голода. Теперь можно работать дальше.