Легенды и были арабского востока - [44]

Второй англичанин, Майкл, встречал нас на аэродроме. Это невысокий подвижный человек, седой, с черными проницательными глазами. Он был в светлом кепи и светлой рубахе. Говорил меньше других — в основном отвечал на вопросы.

Попадая в медвежьи уголки чужой страны, невольно хочешь почувствовать себя первооткрывателем. «Мы, наверное, первые русские в Зуэтине», — делимся мы с Майклом. И неожиданно получаем отрицательный ответ: «Нет, год назад здесь уже были пятеро русских». Оказывается, в прошлом году Зуэтину посетила делегация советских нефтяников из Госплана. Разговор продолжается. Говорим о себе, о Москве, о своих впечатлениях от Зуэтины. Обед близится к концу. Подали (официанты все-таки есть!) кофе. Прозрачные сахарницы закрыты светлыми металлическими крышками. Пытаюсь отвинтить крышку, чтобы достать ложкой песку. Дан улыбается, да и сам чувствую, что делаю что-то не так. И верно, в крышку вмонтирован прямоугольный клапан с колпачком. Если придержать колпачок, сахар легко посыплется. Очень удобно. Радуюсь, что не успел отвинтить крышку.

После обеда едем осматривать объекты Зуэтины, строительство которых еще не закончено. Рядом с нефтяным портом на капиталовложения «Оксидентл» строится второй в Ливии завод по сжижению природного газа и специальный газовый порт. Джеймс, который снова надел шляпу, говорит, что строительство должно бы уже быть завершено, но после революции 1 сентября строп тельные и монтажные работы приостановились из-за ухода ряда специалистов, а также из-за переговоров о ценах на нефть с республиканским правительством. Сбывать продукцию завода «Оксидентл» собирается на международных рынках. Местный ливийский рынок газа к моменту запуска завода, по словам Джеймса, уже будет захвачен компанией «Эссо». Мы ходим между уже установленными гигантскими теплообменниками, подобными тем, которые видели в Марса аль-Брега. Стучат молотка монтажников в специальных серебристых касках, работают лебедки, бульдозеры, подъемные механизмы. Того и гляди, что-нибудь сверху упадет. Темные громадины то и дело озаряются вспышками сварочных работ. Идет активный процесс созидания. Но для кого и во имя чего? Джеймс Бастин говорит, как бы характеризуя размах строительства: «Мы строим, чтобы остаться здесь». Но только беспристрастная история выявит, кому и где оставаться. Ведь и создавая на ливийской земле гигантскую военную базу Уилус-Филд, американцы тоже, наверное, не думали уходить.

Среди всей этой современной могучей техники мы увидели вдруг с десяток ливийцев в одежде феллахов, которые обычными штыковыми лопатами рыли неширокую канаву для кабеля. «Как это у вас уживаются вместе новейшие механизмы и ручной труд?» — спросили мы у Майкла. «Видите ли, — ответил он, — правительство, стремясь решить проблему занятости населения, обязывает нас предоставлять работу неквалифицированным рабочим». Мы подошли к землекопам, которые нас дружески приветствовали. Из разговора с вчерашними бедуинами и феллахами выяснилось, что компания платит им установленный республиканскими законами минимум — один ливийский фунт в день. Это не так уж и много, но позволяет сводить концы с концами. Революция 1 сентября сделала, таким образом, для них то, чего не в состоянии было сделать королевское правительство: обеспечила прожиточный минимум, заставив раскошелиться нефтяные компании.

Покидая строительную площадку, мы задумались еще над одним вопросом: почему за весь день в Зуэтине нам не встретилась ни одна женщина? Оказалось, что здесь работают одни только холостяки, настоящие или временные. Семьи специалистов находятся в Триполи. Мужья и отцы летают туда на неделю после каждых двух недель работы в Зуэтине. Можно поступать и иначе: после четырех недель работы взять сразу три недели отпуска и провести его в краях, где кроме солнца есть также и снег и лес. После такого объяснения мы и сами не захотели осматривать холостяцкий поселок.

У обитателей Зуэтины чувство изолированности от внешнего мира должно быть еще сильней, чем в Марса аль-Брега, Здесь популярны фразы, приписываемые впервые сюда прибывающим. «Как красива просыпающаяся пустыня в Зуэтине!» — говорят они утром, сойдя с самолета, и вечером: «Когда будет следующий самолет из Зуэтины?». Мы, правда, об этом не спрашивали, потому что точно знали, что какой-нибудь да будет.

Местный аэродром расположен в углублении между песчаных холмов, и вид на него открывается лишь после того, как их перевалишь. Когда наши машины начали спуск, мы увидели на взлетной полосе нечто среднее между диковинным планером и истребителем. Хозяева развеяли наше недоумение: перед нами стоял красавец «фальконе», восьмиместный реактивный самолет, на котором нам предстояло вернуться в Триполи. Позднее авиаторы разъяснили нам, что «фальконе» относится к специальному классу машин, предназначенных для «деловых полетов». Руководство «Оксидентл» вызвало самолет из Парижа, где находится главная контора компании, на время переговоров с ливийским правительством для обслуживания своей делегации.

Однако нам недолго пришлось восхищаться техникой. Заслышав шум подъезжающих автомашин, в дверях самолета показалась (впервые в Зуэтине) женщина, и у сыновей разных народов, собравшихся в этот момент на взлетной полосе, перехватило дыхание. Жизель — стюардесса «фальконе» — приветствовала нас с мягкой, доброй улыбкой на красивом лице. Она была не в летной форме, а в светло-сиреневом мини-платье. Черные, ниспадающие до плеч волосы и ровные белые зубы. Небесного ангела все собравшиеся тотчас единогласно провозгласили «Мисс Зуэтина». Жизель объявила посадку, и мы, быстро поблагодарив любезных хозяев, устремились к самолету. В обычном трапе не было необходимости, так как фюзеляж самолета почти касался земли. Вполне достаточной оказалась металлическая лесенка с тремя ступеньками. Джеймс Бастин объявил, что лети т с нами. В восьмиместном плюшевом салоне неожиданно оказалось девять человек: его хозяйка Жизель, трое нигерийцев, двое русских, Джеймс Бастин, господин Нами и ливиец в темных очках. Кому-то надо было остаться. Дин предложил: «Оставьте с нами девушку», но пассажиры запротестовали в один голос. В конце концов выйти пришлось высокому молодому человеку, так и не снявшему темных очков.