Легенды и были арабского востока - [32]

Взрослых пока не видно. Мы вступаем в беседу с Шукри и с его семилетней сестрой. Из разговора с мальчиком выясняется, что он является совладельцем самой богатой лавки гончарных изделий в деревне. Главный же ее владелец — его старший брат, имеющий крупный дукян в Набиле. Поскольку тогда Набиль был для нас не более как географическое название, мы не смогли сразу по достоинству оценить гордость ребенка за свои товары. А когда Шукри называл их высокие цены и снижал их, он опять-таки добавлял к уже снижен-пой цене требование бутылки пепси-колы. Это звучало примерно так: «Семьдесят пять пиастров и бутылка пепси». Поскольку мы так и не смогли выведать тайну местной детворы, оставалось только предположить, что в каменистой предгорной пустыне, где вода представляет собой благо, особенно ценится этот сладковатый напиток, утоляющий жажду и придающий бодрость.

Выбрав кое-какие сувениры в дукяне Шукри и в лавчонках более взрослых, но менее богатых купцов, мы попросили показать нам местные гончарные мае терские. Шукри тотчас же назначил цену за такую экскурсию — «ящик пепси». Все остальные соблазны в виде конфет и тому подобного он и его ватага решительно отвергли. Но ящика пепси (24 бутылки) у нас не было, и нам не удалось увидеть мастерские. Лишь попав в Набиль, мы поняли, что брат Шукри где-то здесь снаряжает керамикой очередной караван грузовиков в Ливию, к своему братишке. Сувениры же, которые мы считали ливийскими, оказались родом из Набиля.

В одной из лавчонок Набиля мы своими глазами увидели, как мастер в маленькой тунисской феске («шешии»), в очках, представившийся как Шадли, нехитрыми, но тонкими инструментами наносил резной арабский орнамент на глиняную кружку. Ручка ее, как и других подобных кружек, была необычна. Она имела вид рычага, перпендикулярного вертикальной оси сосуда. Внутренняя поверхность кружки покрыта голубой эмалью, внешняя — резьбой по некрашеной глине. Как раз этой резьбой Шадли и покрывал очередную кружку. На вид ему можно было дать около пятидесяти. Глиняная пыль запорошила его лоб, очки, усы. Черные веселые глаза и лукавая улыбка свидетельствовали о чувстве юмора и добром расположении духа. Видно было, что он любит свою работу и вкладывает в нее все, чем располагает его богатая фантазия народного умельца и душа художника. Сколько вносит резной узор одной кружки в благосостояние его семьи, мы не осмелились спросить, но поняли, что именно за его работу мы заплатили маленькому буржую Шукри очень высокую цену, да еще дали впридачу бутылку пепси-колы.

Мастера Набиля не отстают от века. На рисунках, которые они наносят на керамические изделия, есть и космические корабли, и космонавты в разных вариациях, и архангелы, танцующие твист и шейк. Чего не сделаешь для увеличения спроса на свою продукцию!

Из Набиля в столицу Туниса мы возвращались обогащенные, с творениями подлинных мастеров своего дела, к тому же не требовавших пепси-колы в порядке надбавки к низкой цене. Навстречу нашему «Москвичу» выбегали босоногие мальчишки и предлагали радужные цикламены. Такой способ продажи цветов нам довелось наблюдать только на тунисских дорогах. При всей любви к цветам и расположению к мальчишкам — тунисским гаврошам мы остановились лишь однажды, да и то не столько для того, чтобы купить цикламены, сколько чтобы заснять грандиозный двуглавый Джебель Бу-Корнейн и отдать своеобразную дань внимания поэтической легенде местных жителей о появлении этой горы и ее спутников на равнинном основании мыса Бон. Легенда эта была мне известна еще за несколько лет до первой поездки в Тунис. Теперь я впервые видел Бу-Корнейн воочию, во всем его сонном немом величии. Легенда же такова.

В давние времена страна представляла собой обширную равнину от Тунисского моря и Хаммама (на запад) до песков юга. Но как-то однажды по всему белу свету раздался шум неслыханной силы. С запада на восток, в Мекку, шел караван гор-паломников. Среди гор, как всегда в среде паломников, были и богатые, и бедные. Богатые сами оплачивали свое путешествие, бедные были у них в услужении. Некоторые отправились в священный хадж во искупление грехов умерших гор, не сумевших побывать в Бейт-Аллах («Дом Господень»). Самые именитые и властные имели тюрбаны из облаков. Первым шел Джебель-Загуан, подобный льву, следом Рессас, за ним шагал Бу-Корнейн, имевший в ту пору только один горб, далее мерно выступали горы Бажауа, красавец Джебель-Ашкеуль. До самого горизонта растянулось величественное шествие — одна гора лучше другой. А из-за горизонта подходили все новые и новые, мудрые и великие горы.

Солнце начало садиться, и ясноликий Джебель-Ашкеуль решил освежиться купанием в Гараа. Он стал искать чистую и глубокую воду, но ее трудно было найти среди болот. Его спутники по хаджу обеспокоились, видя, что это ему не удается. Но вот Джебель-Ашкеуль выбрал место, где он мог напиться и совершить омовение. Освеженный и утоливший жажду, Джебель-Ашкеуль собрался догонять свое племя, но понял, что увяз в Гараа, как это случается с буйволами. Не видя никакого выхода, он принялся стонать. Горы услышали его стоны и остановились, закричали в тревоге, извещая о беде весь караван. Паломники приняли решение сделать на этом месте привал, пока Джебель-Ашкеуль не будет извлечен из болотной тины. А Джебель-Загуан к тому времени тоже устал от жары и исходил потом. И один из самых богатых пилигримов — Джебель Рессас, который вез с собой в Мекку большие сокровища металлов, тоже изнывал от зноя и походил на издыхающую рыбу, которая топорщит спинной плавник, Один Джебель Бу-Корнейн, самый неутомимый, замечтался о конечной цели путешествия.