Легенда, оказавшаяся правдой - [5]

То, что один из героев «Подростка» Крафт говорит про членов известного ему революционного кружка: «Они не глупее других и не умнее; они — помешанные, как все», можно сказать, не боясь ошибиться, про высшие и образованные круги России и, в первую очередь про Орден Р. И.

Большинство членов Ордена, унаследовало все дурные черты основателей Ордена: это были (говорим о прослойке идеалистов) люди обладавшие, как и Белинский, удивительным спокойствием совести и самые торопившиеся люди России. Как и Герцен, умственно они рождались эмигрантами, хотя и всю жизнь жили в России, были европейцами, никогда не видав Европы, гражданами подготовляемого масонами мира, но не гражданами России. Как и Герцен верили в «алгебру революции», которая «необыкновенно освобождает человека и не оставляет камня на камне от мира христианского, от мира преданий, переживших себя». Как и Белинский, они посылали «к черту метафизику» и признавали только мистику всеисцеляющего прогресса. Как Бакунин, были заражены революционным и социальным утопизмом, который не переставал пылать жутким пламенем в душах членов Ордена со все нарастающей силой. Все восторженно тянулись к всеобщему равенству, то есть к равнению на самого низшего. Как Герцен, стремились к выполнению невыполнимого — к утопии, и как и Герцена, — большинство интеллигентов не могла бы удовлетворить никакая действительность, ибо никакая действительность не могла подойти к их утопическим, неосуществимым идеалам человеческого рая на земле.

Оторванность от народных верований и традиций порождала необузданное социальное и политическое фантазерство. Русская интеллигенция не обладала тем Необходимым умным пессимизмом, не верящим в возможность построения земного рая, без которого, по утверждению французского социолога Сореля, невозможна никакая реальная политика. «…есть два вида идеализма: один глубокий, почвенный, здоровый и творческий, вырастающий из духовного опыта; а другой — мелкий, беспочвенный, химерический и доктринальный, который не созерцает, а фантазирует, который «знает» такое, чего он решительно не знает и заменяет опытную уверенность — нетерпимой самоуверенностью. Русской интеллигенции в XIX и в XX веке не хватало истинного идеализма; она жила химерическими доктринами и именно вследствие этого пришла к революции и социализму» (И. Ильин. Наши Задачи.).

Про русских интеллигентов давно уже было сказано: «Они знают, чего не хотят, чего хотят они не знают». «Оптика революционной воли, — как верно подметил Степун в «Бывшее и несбывшееся», — всегда мечтательна и одновременно рационалистична, то есть утопична. Строя планы своих действий, набрасывая и вычерчивая в сознании контуры будущего, революционеры-утописты невольно принимают картографические фантазии за живую картину будущего».

II

Как верно пишет автор предисловия к брошюре «Масонство во Франции», — «Нам, русским, совершенно неизвестно, что представляет из себя вообще говоря, современное масонство. Правда, мы читали когда то в романах В. Соловьева, и Писемского о масонах, которые существовали в России в конце XVIII в. и в начале XIX века и особенно были в моде при Екатерине II и Александре I. Но в памяти подавляющего большинства русских, масонство рисуется, скорее как какая-то праздная блажь высших кругов тогдашнего общества, заключающаяся больше в шутовских церемониях масонских посвящений, нежели в серьезной деятельности, преследующей серьезные политические цели. Все это представлялось и представляется многим и до сих пор, настолько несерьезным, что интересоваться масонством могут только отсталые и совершенно невежественные люди.

Вот, примерно, мнение большинства представителей русского образованного общества и интеллигенции, существовавшее в России о масонстве до революции. И когда после первой революции 1905 года, исследователи современного масонства, стали пытаться доказать всю серьезность политического масонства, то большинство представителей образованного слоя и интеллигенции брезгливо отбрасывали книги и брошюры о масонстве и его роли в современном мире, как тенденциозную галиматью антисемитов и черносотенцев».

Поэтому факты, приводимые С. Мельгуновым в книге «На путях к дворцовому перевороту» в главе «Масоны», о роли русских масонов в подготовке Февральской Измены, приобретают особое значение. Эти акты приводит не русский «черносотенец», а русский «прогрессивный интеллигент», который сам признается, что раньше он не верил, что русское масонство ведет тайную подрывную работу против царской власти.

«В широких общественных и литературных кругах, — пишет С. Мельгунов, — так привыкли к фантасмагории о жидо-масонской интриге, которая творилась создателями всякого рода «Протоколов Сионских Мудрецов», что с недоверием относится к факту существования масонских организаций в дореволюционной России. Загадочное явление казалось мифом и легендой, и вдруг это оказывается действительностью. Такую метаморфозу испытал в эмиграции обозреватель «Сегодня» г. Вольский, прочитав новую книгу Щеголева «Охранники и авантюристы», в одной из глав которой воспроизводятся донесения кол. асессора Алексеева, посланного в 1910 году в Париж Департаментом полиции для изучения масонства и связей русских масонов с западно-европейскими братьями. Нашему обозревателю никогда не приходило в голову, что под «черносотенной романтикой», под всем этим «вздором» может оказаться реальная подкладка.